взглядом дать ему понять все: ее уже больше ничего не привязывает к Андрею, все отгорело.
– О’кей, – сказал Бакстер. – Где вы хотите жить, Таня?
– В Новой Зеландии, – сказала она.
– О’кей, – кивнул он. – Там есть чудесные места, и вовсе не так скучно, как некоторые полагают.
– Ну вот… вот… в Новой Зеландии… – забормотала Таня. – Вот-вот-вот… Нью-Зиланд… там, где не скучно, как некоторые полагают…
Ее стала бить дрожь. Мимо столика, за которым они сидели над Коктебельской долиной, промелькнула некая тень, деликатно клацнул фотозатвор.
– Таня, возьмите себя в руки, – пробормотал Бакстер. – Не волнуйтесь. Не беспокойтесь ни о чем. Все снимки будут уничтожены. Если хотите, мы вылетим отсюда сегодня же. Хотите, полетим сначала в Лондон, в Париж, в Нью-Йорк или сразу в Новую Зеландию… Или выйдем ночью в море на «Элис». Хотите, отправляйтесь одна или с моей доверенной секретаршей миссис Хиггинс… Короче говоря, может быть, старый болт сошел с резьбы, но для себя я решил твердо: you are my queen for the rest of my life…6 простите, Таня, это из одной старой песенки.
– Неужели это правда, Бак? – Она уже поняла, что и в самом деле спасена, что тупик вдруг раздвинулся и вдалеке появилась блаженная Новая Зеландия, но тут снова шторы стали задвигаться. – Нет, ничего не получится, Бак. Ваши информаторы сообщили о моих детях, конечно? Я не могу бросить детей, а они их ко мне никогда не отпустят. Они никогда не отпускают родственников к невозвращенцам.
– Это не проблема, – сказал Бакстер. – Я просто позвоню Алексею, и все будет улажено за один день.
– Какому Алексею? – удивилась Таня.
– Косыгину. – Бакстер похлопал наивными глазками. – Он мне не откажет. Мы с ним много раз вместе рыбачили.
Она расхохоталась. Как просто, оказывается, жить в этом мире! Фред Бакстер звонит Алексею Косыгину, и – нет проблем! Рыбалка, гольф, зеленые склоны зеленой ньюландии.
Поехали, Бак. Произведем еще одну сенсацию сегодняшнего вечера. Нет, Андрею мы ничего не скажем, не будем отравлять его торжества. Он будет огорчен новой сенсацией, ведь она наложится на сенсацию СОСа, идея и движение слегка пострадают. Огорчим его позже, позвоним ему по телефону. Откуда? Сейчас решим. Позвоним ему из-за моря или из моря. Да-да, сегодня же вон отсюда, с этого Острова, от всех этих мерзких проблем, из этих пут, из этой подлой аббревиатуры, мой милый Бак. Лишь только одно мне нужно сделать. Мне нужно заехать на мыс Херсонес в собор Святого Владимира и поставить там свечку. Поедем сразу, потому что и они там собираются быть к утру, а встречаться не нужно.
После пресс-конференции, которая продолжалась не менее двух часов, Лучников наконец добрался до бутылки шампанского и осушил ее сразу, бокал за бокалом.
– Хелло, мистер Мальборо, – вдруг услышал он тихий голос и обнаружил рядом с собой скромняжечку-зануду миссис Парслей из Международной амнистии.
– Простите, мадам… – начал было он и вдруг догадался: Кристина!
Нелегко было узнать в этой застенчивой, с угловатыми движениями «профессорше» ту развязную секс-террористку, международную курву, бродячую нимфоманку – иначе он о ней и не думал, если вообще о ней думал когда-нибудь. Она была забавным эпизодом в его жизни, а сколько их было, таких эпизодов! Странно, что имя вдруг сразу вспомнилось. Почему-то очень отчетливо вспомнился голос и шутка о Мальборо и этот легкий польский акцент. Вдруг сразу все вспомнилось в подробностях – ее приход, борьба за половое преобладание и такая чудесная капитуляция. Он улыбнулся и вдруг увидел, что она краснеет, заливается мучительной краской, от шеи по уши, и даже капелька пота падает со лба.
– Вас нелегко узнать, бэби, – сказал он насмешливо. – Задали вы мне загадку, бэби. Кто это, думаю, гипнотизирует меня весь вечер? Грешным делом даже подумал – не террористка ли? Ошеломляющие изменения, бэби. Вы полностью переменили стиль. Новое направление «уименслиб»? Или это уже за кормой, бэби? «Амнести» – новая игрушка? Вы, должно быть, из состоятельной семьи? Прошу прощения, бэби, за этот ворох вопросов – старая репортерская привычка, бэби. Вы даже покраснели, бэби, я ошеломлен. Краска стыда – это что-то новое. Классика, да? Возврат к классике?
– Если бы вы знали, Андрей, как я рада вас видеть, – очень тихо проговорила она, протянула руку и чуть-чуть кончиками пальцев дотронулась до его локтя.
Ну и ну, подумал он, экий ток от нее идет. Влюблена, что ли? Да ведь и в самом деле – она влюблена в меня. Фантастика, она сделала из меня романтический образ, подумал Андрей. Нет, невозможно разобраться в бабах, сколько с ними ни возись.
Он посмотрел вокруг – Тани нигде не было. Тогда он сказал Кристине, что чертовски голоден и, может быть, она разделит с ним ночную трапезу. Устроят ли ее жареные «скампи» под шампанское «Новый Свет»? О’кей. Он попросил старого Хуа накрыть им стол на южной галерее, из которой был подъем прямо в «башенку».
Они сидели вдвоем над затихающей долиной, в глубине которой в этот предрассветный час, словно угли в костре, остывал загульный Коктебель. По всей «Каховке», однако, еще мелькали тени: солидные гости разъехались, настало время молодежи. На лужайке под скалой танцевали несколько пар: в свете низких, прижатых к траве фонарей видны были мелькающие ноги, все, что выше колен, скрыто во мраке.
Во время ночной этой трапезы выяснилось вдруг немаловажное обстоятельство. Оказалось, что Антон и подружка Кристины, Памела, обвенчались еще тогда, весной, что Памела забеременела и, следовательно, чемпион Антика-ралли скоро станет дедом.
Вот это да, сказал Лучников, все сразу, хотя и не очень-то отдавал себе отчет в том – что сразу. Оказалось также, что и для Кристины эти месяцы не прошли бесплодно: она хоть и не забеременела, но в ней родилось новое сознание. Она постигла бесцельность своих молодых блужданий – и лефтизма, и феминизма – и теперь решила посвятить себя узникам совести во всем мире. Не без вашего влияния, мистер Мальборо, произошел этот сдвиг. Прости, Кристина, но я к узникам совести имею лишь косвенное отношение, в том смысле, что участь чилийцев или аргентинцев, мне, признаюсь со стыдом, как-то далека. Русские узники – вот наша печаль. Увы, мы вообще погружены только в свои, русские, проблемы, а их столько!.. увы…
– Вот с русских-то все и началось, – печально призналась Кристина (узнать ее было нельзя), – вернее, с русского, с вас, Андрей. Я думала о вас… Может быть, славянские гены виноваты… сентиментальность… казалось бы, подумаешь – little sexual affair, но я не могла вас забыть… и в Штатах я стала изучать вас… да-да… проникла в вашу идею… меня поразила
