Так будет безопаснее.
Анна ничего не ответила, просто кивнула и взяла у меня из рук телефон. Я смотрел, как бережно и аккуратно девушка делает фотографии, и завидовал ей сейчас. У меня не осталось ни одной фотографии родителей. Пользуясь своим положением, я разузнал, где похоронили маму и папу, но так и не навестил их могилки.
— Оставь телефон себе, — сказал я Анне, когда она закончила с семейным архивом. — Пусть будет у тебя. Ты запомнила номер Одинцова? Позвонишь ему, как будешь в Берлессии.
— Ты так говоришь, будто мы прощаемся, — тяжело вздохнула она.
— Это просто мера предосторожности, малыш. Вдруг мы просто потеряемся?
— Нам нужно тоже сфотографироваться, — сказала Аня, вытирая лицо рукавом кофты.
Она присела рядом со мной и сделала несколько селфи. Это её, как ни странно, успокоило. Она со мной не разговаривала, как будто я предатель, и она на меня жутко обижена, но больше она не ревела.
В машине Анны было больше горючего и меньший расход топлива, поэтому было решено ехать на ней. Мы сложили свои пожитки в неё, запас еды и воды. Часть оружия я оставил в доме, остальное можно будет скинуть по пути за ненадобностью.
Я захлопнул дверь в машине и поставил её на сигнашку. Не думал, что скажу это, но я буду скучать по этому месту. Особенно по тишине. Если есть на земле рай, то это он и есть. Без машин и людей мы здесь были с Аней, как Адам и Ева. Если бы я был богом, то спрятался бы именно здесь, потому что даже его наверняка уже задолбали с этой войной.
Сильный удар в плечо опрокинул меня на землю.
Сначала я не понял, что произошло, но потом, через какую-то долю секунды до меня донёсся выстрел и плечо обожгло чем-то горячим. Я схватился за него — кровь. Меня подстрелили?
Меня подстрелили.
Так и знал, что нас найдут.
— Серёжа! — крик Ани вывел меня из оглушительного ступора.
Я не мог видеть её, но судя по голосу, она была где-то рядом.
— Быстро в дом! — крикнул я ей.
Главное — добраться до машины. Главное — не сдаваться живым.
Стоило мне пошевелиться, как над головой прошлась автоматная очередь. Вот же, чёрт! Левая рука шевелилась с трудом, но пока что я был в сознании и в состоянии ползти. И я пополз. Так низко, как никогда в жизни, думал, хуем землю пропашу.
Знать бы ещё кто это? Берлессы или северяне? А может, обычные сталкеры, которые промышляют здесь мародёрством?
Я добрался до машины, достал автомат и пару гранат. Мой "Стечкин" остался в доме. Застрелиться из автомата будет сложновато. Гранатой?
Это звучало смешно, но я не хотел, чтобы моё дерьмо и яйца разлетелись по всему саду. Алексеев мне этого не простит. Скажет, что я за ним повторяю.
Солнце сегодня было снова кроваво-красным на закате. Прекрасный день, чтобы умереть.
Глава 67. Анна
Серёжу ранили, господи! Что же делать? Как страшно, мамочки!
Язабилась в самый дальний угол дома и сидела там некоторое время, обняв колени, пытаясь унять дрожь. Меня колотило так,как никогдав жизни.Ядумала,чтострашнеетогоединственного боя, свидетелемкоторогоястала, уже ничего не будет, ното,чтопроисходилосейчас, привеломеня в дичайший ужас.
На улице стало тихо, и это пугало меня сильнее, чем стрельба. Вдруг Серёжу уже убили, потому и не слышно ничего?
Это я виновата. Нахреная сюда приехала?Язаманила Серёжу в ловушку!Берлессыего убьют и меня заодно, и нашего ребёнка!
Яне дышала, прислушиваясь к каждому шороху. Серёжа не может умереть! Он всю войну прошёл! Это вообще несправедливо!
— Нам нужны ваши машины и еда! — донёсся до меня крик с улицы. — Просто уходите, и никто не пострадает!
Говорили на ломаномкижанском. Значит, это неберлессы? Бандиты какие-то? На чём же мы уедем отсюда, если они заберут машины?
–Хуёвтебе телегу! — громко ответил Серёжа, и я с облегчением вздохнула.
Значит, он жив? Спасибо, господи!
Стоило мне обрадоваться, как началась настоящая пальба. В доме зазвенели разбитые стёкла, потом где-то совсем рядом прогремел взрыв. Сработала сигнализация на обеих машинах, и поднялся просто адский вой.
Я зажмурилась и зажала руками уши, чтобы не оглохнуть. Их там целая шайка, должно быть. Такое ощущение, что стреляют со всех сторон. Разве Серёжа справится один? Его, наверное, уже всего изрешетили.
Это было невыносимо!
Серёжасказал мне сидетьдома, но я должнаемучем-то помочь. Только чем?Всёнаше будущее с этим мужчиной пронеслось у меня перед глазами.Всё, о чём ямечтала в последние дни нашей жизни, сейчас оборвётся, так и не начавшись.
Стрелять вроде бы перестали, только машины продолжали завывать на разные голоса. Потом одна из них замолчала, и уши перестало резать от какофонии звуков.
Собравшись с духом, на корточках я начала пробираться к окну, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Хрустя стёклами, я добралась до прихожей. На трюмо я нашла ключ от внедорожника. Дрожащей рукой я нажала на брелок и выключила сирену.
Тихо. Как же тихо, господи!
Здесьже Серёжа оставил винтовку, автомат и свою кобуру с пистолетом. Я совсем не умела стрелять, но нужно было вооружиться хоть чем-то.Что, есликто-то из бандитов залезет сейчас в дом или ко мне сюда прилетит граната?
Надев на себя кобуру,Серёжинбронежилет и шлем, я всё же выбрала автомат. Холоднаятяжесть сталиуже сама по себе пугала. Разве я смогу убить человека? Наверное, нет, но могу попытаться.
Короткая автоматная очередь заставила меня вздрогнуть, а моё сердце зайтись в новой истерике.
На улице почти стемнело, и в окно не было виднони хрена. Придётсявыходитьиз дома. Я должна убедиться, что Серёжа жив. Ему нужна моя помощь.
Через парадный вход было опасно выбираться, поэтому я проползла в детскую и открыла окно. В меня ничего не прилетело, слава богу. Неуклюже, из-за тяжести бронежилета, я вылезла в окно, рухнув на землю, как мешок с картошкой.
Хорошо, что трава в саду была высокой, ползти одно удовольствие. Судорожно вспоминая, чему нас учили на курсах военкоров, уткнувшись лицом в землю, я начала пробираться в сторонудвора.Серёжамогбыть, где угодно, но в последний раз я виделаеготам.
Моя спасательная операция быстро захлебнулась, когда я уткнуласьносомв подошву чьих-тоботинок. Господи,онживой? Надеюсь,чтонет, потомучтоя не смогу, не смогу...
Потыкав дуломавтоматав ботинокбандита, убедившись, чтоонне шевелится, я начала обходитьегосправа. Боже, ну и кабан! Сердце стучало где-то в шлеме, пока я преодолела препятствие, стараясь не смотреть натруп. На нём была грязная,изношеннаяфрогийскаяформа и воняло
