упрямства, с улыбкой подумал Шето, глядя как худенькая девушка с растрепавшейся прической пытается удержать извивающегося ребенка.
На её некогда прекрасном лице теперь застыла маска боли и беспомощности. Огромные серые глаза уже наполняли слезы, готовые в любой момент потечь бурными ручьями по бледным щекам. Без многочисленных нянек и кормилиц, без своих личных рабынь, она совершенно не справлялась с буйным ребёнком, и теперь, похоже, находилась на пороге отчаянья. Особенно когда в ответ на её поглаживая и ласковый шепот, маленькая ручка хлестала девушку по щекам и голове, с силой дергая за волосы.
О как же она умоляла Шето не брать с собой Эдо на трибуны. Но первый старейшина был непреклонен.
Мальчик должен был увидеть своего отца.
А отец, должен был увидеть сына.
– Ну, кто там у нас раскричался? – мягко произнес он, протянув руки к внуку.– Давай, иди к дедушке на коленки. Расскажешь мне, чем недоволен.
Шето пересадили ребёнка к себе, крепко но нежно его обняв, и зашептал про скорую встречу с отцом. Его губы щекотали ухо малыша, и тот вскоре засмеялся, пытаясь спрятаться от дедушки в складках его же мантии.
К развлечениям маленького Тайвиша сразу присоединился сидевший по левую руку Джаромо Сатти. Великий логофет корчил рожицы и лепетал какую-то несвязную, но очень милую белиберду, которая как всегда забавляла Эдо, старавшегося ухватить сановника за подкрученную бороду. Для мужчины, выбравшего бездетную жизнь, он на удивление хорошо ладил с его внуком. В отличие от его собственной матери.
Краем глаза Шето увидел как Айра всхлипывая, обняла колени. Материнство давалось этой девушке трудно. Эдо совсем её не слушался, часто проявлял злобу и словно намеренно стараясь причинить ей боль. Ну а она… она все больше замыкалась в себе, пока с малышом занимались приставленные Шето няньки или он сам.
Глава рода Тайвишей помнил, что совсем недавно она была милой и тихой девушкой, смущенно отводившей глаза и прятавшей улыбку, когда Лико обнимал её на людях, или шептал что-то на ушко. Но их разлука и рождение Эдо изменили всё. Ребёнок словно вытянул все жизненные силы из тела этой семнадцатилетней девушки. Всю отмеренную ей богами радость. Да и её красота после родов как-то резко поблёкла… и Первый старейшина всё чаще размышлял о будущем брака своего сына.
Конечно, Шето надеялся, что она успеет родить еще хотя бы парочку детей, чтобы обезопасить его наследие. Его кровь и фамилию. А еще – упрочить их союз с Туэдишами, подаривший им столь многое в последние годы. Впрочем, главное, что могла дать эта девочка, она уже дала. Первенца. И если боги будут добры и милосердны, то и наследника династии. Ну а большего от неё никто никогда и не требовал.
Возможно, через какое то время Лико поступит с ней так же, как в свое время Шето поступил с его матерью – подарит ей роскошную жизнь в собственном удаленном имении с сотней рабов и рабынь, готовых выполнять любые её капризы. Кто знает, может в такой тихой и уединенной жизни она даже найдет счастье и умиротворение? Орейта, его третья жена и мать Лико, смогла…
Трубы взревели совсем близко, переходя в бодрую барабанную дробь, которой вторили тысячи марширующих солдатских сапог и десятки тысяч ликующих глоток. На Площадь Белого мрамора, огибая исполинскую статую великого царя, въехала запряжённая варварскими вождями белоснежная колесница, сверкавшая золотом на ярком солнце.
Сердце первого старейшины застыло, словно не смея отвлекать своим стуком в столь важный момент. На ней, возвышаясь над возницами, стоял облаченный в красные доспехи и укатанный львиной шкурой воин. Его лица было не видно за маской грозного бога, но даже если бы Шето и не знал точно, кто именно скрывался по ту сторону кованного метала, он и так узнал бы своего мальчика. По широким плечам и гордой осанке, по тому, как он хватал левой рукой правое запястье…
Несмотря на разделяющее их расстояние, Шето почувствовал, что сын тоже на него смотрит.
На него и на своего собственного сына.
Кивок с немым вопросом.
Кивок в ответ.
Воин тут же с радостным криком выхватил меч и воздел его к небу, по традиции приветствуя каждого на трибунах, но Шето точно знал, что жест этот был лишь для них двоих. Для него и для маленького Эдо, что заворожено глядел на пестрое шествие внизу.
Туда, где, на белоснежных мраморных плитах площади, выстраивались в строгие линии ветераны, командиры, сотни знаменосцев с яркими знаменами, от которых рябило в глазах и не прекращавшие ни на мгновение играть военные марши барабанщики, флейтисты и трубачи. А прямо перед ними, на разложенных мехах, тянулись ввысь горы трофеев и ставились на колени пленники и пленницы…
Все дары дикой северной земли, павшей под тайларскими мечами. Ее богатства. Ее сыны и дочери. Сама ее суть. Всё теперь небрежно сваливалась у ног армии победителей, знаменуя о полной и безоговорочной победе. Победе, что эти храбрые воины принесли в Кадиф, дабы разделить с Синклитом и народом.
Пока площадь заполнялась войсками, Лико спрыгнул с колесницы и вышел вперед. Остановившись ровно посередине между трибунами и армией, он вновь поднял к небу меч и прогремел звонким голосом на всю площадь Белого мрамора.
– Сограждане Великого Тайлара! Я Лико из рода Тайвишей, волей Синклита, народа и богов – великий стратиг харвенского похода. Два года я вел вверенные мне войска к полной и окончательной победе над дикарями, что долгие годы разоряли и грабили наши рубежи. Два года мы сражались и терпели тяготы, дабы рубежи нашего государства были спокойны. И вот что я вам скажу, мои сограждане: дикари сполна заплатили за все свои преступления! За каждую отнятую ими жизнь, за каждый спаленный или разграбленный дом. Знайте же – их города и села преданы мечу, крепости взяты, воины пали, а выжившие вожди склонились перед нами. Отныне и навсегда – их земля принадлежит нам! Там, за моей спиной, привезённые из земель харвенов трофеи. И все они – мой дар государству! Но кроме людей есть и боги, что тоже ждут воздаяний за дары и благословения, которыми они осеняли наш поход. Там стоят вожди и полководцы дикарей, и сейчас настало время почтить Мифилая и всех наших богов! Бог войны одарил нас великой победой и великой милостью, укрыв нерушимым щитом наши войска. И посему я желаю воздать ему лучшую из жертв! Жертву боем!
Пока он говорил, четверо воинов отвязали от колесницы одного из пленных вождей и
