золотишко под пень, лошадей до шалаша, да на боковую, а с раннего утречка за работу и возьмёмся.
Спрятали золото, привели лошадей, привязали их на длинный поводок, напились чаю и завалились спать. Однако сон обоих взял не сразу, сказался необычный день, возбудивший столько эмоций, начавшийся, как встретили на пути шалаш и старателей-одиночек, а главное, они стали обладателями золота, которое далось им без физического труда, даром, благодаря убийству его хозяев. Оно восторгало, захватывало, побуждало думать о праздной жизни. Лежали, говорили, строили планы на предстоящую глубокую осень и зиму, дождаться весны и с уже немалым количеством жёлтого металла выйти из тайги до Мачи. Жизнь выстраивалась складно, с хорошим достатком, беззаботным проведением времени…
Четыре дня потратили Лаптев и Никитин на промывку золотоносных песков, что скопили недра за века в скальном западении у левого берега Хомолхо. Редчайшую находку обнаружили покойные Герасим и Емельян — ямки в плотике, доставшемся их убийцам. Трудились от зари до захода солнца, в сумерках возвращались к шалашу. Изготовленную жертвами бутару Лаптев и Никитин оценили по достоинству — лёгкая в переноске, сподручная при промывке пород малым количеством, удобная в получении золотосодержащих концентратов, один недостаток — малопроизводительная; промывочный лоток также изготовлен мастерски — маловесный, тонкостенный. В целом же промывочные устройства были продуманы со знанием дела и до мелочей. И кто занимался промывкой пород в границах приисков без разрешения, исподтишка, скрытно, тем подобные портативные бутары и выдолбленные лотки служили хорошим подспорьем. При промывке золотосодержащих песков с оглядкой, в случае опасности можно быстро сняться и покинуть речку, укрывшись в зарослях.
В последний день, ссыпав добытое золото в один кожаный мешочек и накрепко обвязав, Лаптев с Никитиным зарыли сокровище в другом тайнике, далее от шалаша, на взгорке у крупной лиственницы. Бутару и лоток спрятали в другом месте и закидали ветками, шалаш разобрали и уничтожили все следы, которые бы говорили, что здесь были люди. Оглядев обжитое за пять дней пристанище и убедившись, что всё сделано как надо, приятели выдвинулись в сторону прииска Спасского.
Лошади, отдохнувшие и сытые, шагали бодро в предчувствии близости жилья. Появление Лаптева и Никитина в рабочем посёлке не вызвало ни у кого удивления, все знали, какой год подряд они прибывали перед завершением горных работ и оставались на зимовку. В этот раз чуть задержались, на что Тихомиров заметил:
— Мы уж с Перваковым думали, вы нынче не появитесь, прикидывали, кем заменить, кого из людей оставить на зиму.
— Заминка вышла, Николай Егорович, вот и припоздали малость, — ответил Лаптев.
— Давайте отдыхайте с дороги, а завтра под руководство Прохора Шишкина станете, с десяток дней мыть ещё будем, потом сразу народ снимем, приводим в порядок бутары и желоба, и кто на Мачу, кто в Олёкминск. Через Вознесенский проезжали?
— Нет, Николай Егорович, напрямки прошли.
— Всё, больше донимать не стану, Перваков вернётся к вечеру с бригадами, он вам растолкует, как дальше.
К ужину старатели возвратились в посёлок, уставшие, мокрые от пота, четверо бригадиров несли в мягкой таре намытое за день золото, занесли его в конторку, Тихомиров вместе с ними взвесил металл, записал, какая бригада сколько намыла, подвёл итог за день и с начала сезона. Закрыл журнал и положил его на полку. Вошёл Перваков.
— Слышал, Николай Егорович, Лаптев и Никитин прибыли?
— Припозднились, но прибыли, так что, Севастьян, думай, кого с ними на зимовку оставить, как решишь, так и будет. — Тихомиров взгляд перевёл на Шишкина: — Я поставил в известность Лаптева и Никитина, чтобы они завтра же включились в работу в твою бригаду, пусть в помощь мужикам, нажимайте на последние дни, на вашем участке золото богаче, так что их руки лишними не будут. По остальным, — Николай Егорович посмотрел на бригадиров, — без изменений, породу кайлите в прежних забоях, да следите, чтоб люди зачистку добросовестно делали, где и разрушенную скалу подбирали до основательного плотика, там главным образом наши сокровища.
Бригадиры вышли из конторки, а Севастьян присел на лавку и обратился к Тихомирову:
— Николай Егорович, кого оставить, я уж решил для себя загодя.
— И кого же?
— Обратились ко мне Матвей Половников и Данила Горобец остаться здесь, наслушались Семёна Жукова и Кирилла Стоянова, что места здешние соболем богаты, вот и загорелись на тутошнюю пушнину насесть, охотники опытные, заядлые и люди надёжные, а с ними в пару Лаптев и Никитин останутся, коль прибыли. А то, что появятся, я не сомневался, нутром чувствую интерес их.
— Что ж, как договаривались, проверь наши сомнения, утверди или развей их, но наперёд предупреждаю: не малой по возрасту, а осмотрительность проявляй. Где золото нечестным путём плывёт в руки, там и зло процветает. Помни это! — Тихомиров многозначительно глянул на Севастьяна и спросил: — А если подтвердятся предположения, справитесь вдвоём доставить до села этих мерзавцев? Может, ещё одного, а то и двоих в помощь оставить?
— Незачем, Николай Егорович, руки спутаем с ногами, на лошадей посадим, а уж присмотреть за ними у нас сил хватит.
— Ну, смотри, Севастьян, тебе видней, а беспокойство у меня задуманное дело вызывает, потому и высказываю опасения.
Вечером после ужина Перваков подозвал Лаптева и Никитина и пояснил им, с кем они в предстоящую зиму останутся для охраны приискового имущества.
— Троих хватило бы, а то мы с Василием и вдвоём справимся, — отреагировал Лаптев.
Севастьян возразил:
— Нельзя, никак невозможно, двое есть двое. В последний сезон прохиндеев всяких понаехало. По всем приискам мошенники мотаются с желанием влезть в отводы земельные, так и норовят добычу ухватить, словно коршуны хищные. Так что пока снег не ляжет, объезды каждодневно проводить след, а станет речка, так и караульной службе послабление настанет. Кстати, ныне-то собираетесь за пушниной гоняться или опять у печи просидите?
— Вряд ли, к тёплой избушке больше привыкли, — ответил Никитин.
— С таким отношением и вовсе сноровку охотничью потеряете, — усмехнулся Севастьян.
— Время придёт, наверстаем, — недобро и в сторону бросил взгляд Лаптев, но Севастьян поймал его и понял: не нравится Степану решение оставить с ними двух человек, тут и вывод — преградой они будут.
Не ведали Лаптев и Никитин о том, что Севастьян в их отсутствие и от глаз старателей устроил небольшую землянку на речке Кадали-Макит, это между рабочим посёлком и когда-то былым стойбищем эвенков. Жилище маленькое и позволявшее пережить морозы, но Севастьян не собирался в нём зимовать, хотя имелось четверо нар с подстилкой из оленьих шкур и глинобитная печка с дымоотводом наружу. Знал об этом потайном жилище лишь Тихомиров и трое надёжных людей — Сушков, Горобец и Половников. Договорённость была с ними такова: как после окончания работ старатели покинут прииск,