быстрее.
Так вот, все ГЭС, частные и казённые, Столыпин обложил ещё и «водным налогом». По трети копейки с киловатт-часа. Ну не хватало ему на все его реформы, отщипывал, где только мог! Как сторонник реформ и развития, я его понимал, но вот как предприниматель… Мы и так продали и раздали «привилегий» столько, что в прошлые годы на обычные акции дивидендов почти не платилось. А теперь ещё и этот налог!
Всё бы ничего, но мы сами создали на Северо-Западе предложение недорогого и доступного топлива. Так что проекты теплоэлектростанций тут уже вовсю рассматривались. И они были готовы продавать энергию по две с половиной копейки на шинах станций. И налогом не облагались. Поэтому нам в достаточно скором будущем придётся существенно снижать цену. А это значит, что с новых ГЭС мы «привилегий» уже не продадим. Всё уйдёт на оплату дивидендов старым акционерам! Всё, закрылась лавочка!
Ну или почти закрылась, там посмотрим. Были у меня идеи выйти на рынок Столицы. В Питере и на заводах Сестрорецка, к примеру, электричество можно продать и по нашей старой цене — купят и ещё попросят!
— Про мои дела в Америке рассказывать?
— Смешно, Урри! — Он ещё раз набулькал себе минералки. — Я и сам знаю, что вы заваливаете Штаты своими товарами. Взрывчаткой, удобрениями, краской, пластиками, лаком. Ввозите с трёх концов! Из своего Беломорска поставляете на Восточное побережье, Из Манчжурии и с Дальнего востока — на Западное, а с канадских предприятий моего зятя — на оба! Строители Панамского канала ваши поставки взрывчатки всем в пример ставят! Да и курятина… Вот скажите, зачем вам понадобилось строить у нас куриные фермы?
— Простите, Элайя, но скажите, вы всегда так много пьёте?
— За последние три дня я не выпил даже унции виски! — оскорбился Мэйсон.
— Нет, я спрашивал про воду.
— Ну да, жажда часто мучит, а что?
— Подождите, сейчас я кое-кого приглашу. Это может оказаться важным.
К удаче Мэйсона, Боткин как раз был следующим «в очереди на общение». К моей просьбе обследовать больного он отнёсся с некоторым удивлением, но просьбу выполнил.
— Вы были правы в своих подозрениях, Юрий Анатольевич! Diabete maigre[3]! Быстро прогрессирующий. Боюсь, что при таких темпах вашему гостю осталось жить год-другой. А может быть, что и меньше. Мне очень жаль!
— Что он сказал, Юр-рий? Переведите! Я хочу знать! — как-то жалобно-угрожающе потребовал Мэйсон.
И добавил на ломаном русском:
— По-за-лу-ста!
Надо же! Он, оказывается, может и имя моё выговорить почти правильно, и даже русский немного освоил. Просто раньше не считал нужным. Я перевёл ему всё, что сказал Евгений Сергеевич. Лицо Мэйсона можно было использовать, как пособие для актёров. Сначала — недоумение, типа «О чём это они вообще?», потом недоверие, и вдруг, резко, оно посерело и появилось выражение безнадёги.
— О, дьявол! Значит, всё кончено⁈ — он поднялся, и не тратя усилий на извинения или прощание, двинулся к себе в номер.
— Юрий Анатольевич, ваш приятель зря так убивается! Я как раз хотел вам рассказать! В лабораториях Соболева как раз научились выделять активное вещество, которого не хватает таким больным. Мы пока не понимаем, как определять дозировку, да и обходится оно недёшево, сами понимаете. Но вашему приятелю мы могли бы попытаться помочь!
Неподалёку от Повенца, пансионат «У 8-го шлюза», 1 марта (14 марта) 1908 года, суббота, полдень
Обратно мистер Мэйсон выбрался уже после ужина. Виски от него благоухало шагов за пять, да и походка выдавала, чем именно он лечился от стресса и в каких количествах. В зале кафе к этому времени оставались только я и Натали с Мишенькой. Официанты уже ушли, бармен тоже скрылся в подсобке, даже охрана наблюдала издалека, не мешая тихому семейному общению.
Высмотрев нас, он целеустремлённо двинулся в нашу сторону. Натали брезгливо скривила губы и засобиралась. Общаться с пьяным вдрызг американцем она явно не желала! Но у Элайи, как оказалось, были совсем другие планы. Он резко ускорился, а за пару шагов до нас вдруг рухнул на колени.
— Постойте, Натали! Умоляю вас, выслушайте меня! Я знаю, вы благоволите к моему зятю! Спа-си-те его!
При этих словах моя супруга резко остановилась, затем посадила Мишку на стул, освободив руки, и обошла стул, так, чтобы одновременно видеть Мэйсона и наблюдать за сыном.
— Что вы имеете в виду, мистер Мэйсон? — тон её был резок и властен. — Мне не до шуток и загадок!
Но пьяница всё твердил о своём.
— Дочка! Внуки!! Шифф мерза-авец! Меня уже не спасти, спасите хотя бы их! И себя!!! Умо-ля-ю вас!
— Говорите толком, Элайя! При чем тут Шифф и мистер Морган?
— Шифф! Он ведь меня чем купил? Пообещал зятя разорить! Когда Морган разорится, я смогу снова видеть свою Мэри и внуков! Так я ду-умал! Дур-рак! Кретин самонадеянный! — тут он пьяно икнул, но продолжил, размазывая пьяные слёзы. — А теперь я умру! И внуков так и не увижу! А Шифф Моргана все равно разорит! И Мэри с детьми окажутся на улице! Понимаете!! Это я сам, своими руками помогал выкинуть мою Мэри и моих внуков на улицу! Болван старый!
Мы с Натали потрясённо глянули друг на друга. Но Мэйсон вдруг продолжил почти трезвым голосом, как иногда бывает у сильно пьяных людей.
— Только я не совсем дурак! Не до конца! Я всё-ё-о понимаю! Шифф воюет не с Фредди! Он воюет с Романовыми! Воюет давно и свирепо! Но корень всего, Натали, в вас с мужем! Если удастся разорить вас, это ударит и по многим Романовым, и по моему ненавистному зятю! Потому и прошу вас, Натали. Вы ведь всё равно будете думать, в чём ловушка Шиффа и как вам спастись. Прошу вас, придумайте, как спасти и моего непутёвого зятя. Да, я его ненавижу! Но Мэри и внуков я люблю куда сильнее! Я всё вам расскажу про Шиффа, что знаю. Но прошу вас, не оставьте их!
