– Эми, о чем ты говоришь?
Ее голос зазвучал резче:
– Помнишь, я говорила тебе, что почти ничего не помню из той ночи, когда умерла мама? Каждый раз, стоит мне только дойти до определенного момента, в моей голове появляются цифры.
– Да.
– М 57. Я всегда думала, это что-то вроде защитной реакции. Когда я подбиралась слишком близко к болезненным воспоминаниям, мой слишком развитый мозг начинал брыкаться и выдавать цифры – астрономическое обозначение Кольцевой туманности, которую я рассматривала в ту ночь.
– Разумное объяснение.
– Я соврала тебе накануне. Когда я была наверху в нашем старом доме, я вспомнила, что действительно видела цифры. Но это было не М 57, вообще не астрономические обозначения!
– Так что?
Эми уставилась на Грэм, сверля ее взглядом:
– Я видела цифры и буквы. Но не те. Я запомнила номер машины.
Грэм нервно стискивала руки.
– Не понимаю.
– И я не понимала до поры до времени. Вчера вечером до меня дошло. Видишь ли, когда я была маленькой девочкой, я не всегда смотрела на звезды. Иногда опускала телескоп и рассматривала окрестности, людей во дворах, машины на дорогах. В ту ночь я увидела машину – «форд-гэлэкси», с черной виниловой крышей. Обратила на нее внимание, потому что это была твоя машина.
Грэм смертельно побледнела. Такой слабой Эми еще никогда не видела ее.
– Ты что-то перепутала.
– Нет. Все это время мой мозг блокировал воспоминания, подавлял их. Но с тех пор как я снова побывала в нашем доме, память вернулась. И я не помню, чтобы ты заезжала к нам тем вечером. Ты ехала мимо, так почему же не зашла к нам?
– Я приехала позже. Когда ты уже спала.
Взгляд Эми стал еще жестче.
– Да. И я так подумала. Но я видела машину почти за час до того, как легла в постель.
– Я… я точно не помню.
– Зато я помню, – перебила Эми. – Помню, как все думала: где же Грэм? Куда она делась? Ждала, что ты вот-вот придешь, но ты так и не появилась.
– Я не помню.
– Ты ждала снаружи, пока я усну.
– Глупости. Зачем мне это?
– Потому что ты пришла, чтобы повидаться с мамой. И ты не хотела, чтобы я или еще кто-то знал о твоем визите.
Грэм отвернулась, взволнованная.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – сказала она. – Но я этого не заслужила.
– Ты убила ее, ведь так?
– Нет!!! – негодующе воскликнула Грэм. – Она сама себя убила, как и сказали полицейские. Поэтому и привязала веревку к твоей двери, чтобы ты не увидела тела.
– Ее привязала ты, Грэм. Полицейские были правы только в одном: человек, отнявший у мамы жизнь, любил меня и не хотел, чтобы я нашла труп. Копы сказали, это была мама. Но проблема в том, что она знала: я могу выбраться из комнаты через чердак. Этого не знала ты.
– Дорогая, я не убивала ее.
Эми подошла ближе, глаза ее сузились.
– Ты сама говорила, что когда мой отец – твой единственный ребенок – погиб во Вьетнаме, я заменила тебе его.
– Я и так воспитывала тебя, даже до того, как твоя мать заболела. Она всегда была занята то одним, то другим. А я любила тебя как родную дочь.
– Мама хотела оформить опекунство. Мэрилин все мне рассказала. Ты была в шоке, узнав, что мама попросила стать моим опекуном ее, а не тебя!
Грэм затряслась от гнева:
– Мэрилин Гаслоу не имела на тебя права!
– Но так хотела мама.
– Она ошибалась! Я знала это, и она тоже знала. Все было не так просто. Твоя мать рассказала мне: Мэрилин боялась соглашаться, потому что хранила тайну – про изнасилование, которого не было.
– Ты знала, что Фрэнк Даффи невиновен?
– Дебби рассказала мне все, что узнала от Мэрилин. Это была горькая правда. – Грэм фальшиво улыбнулась. – Наверняка Дебби хотела, чтобы я поняла, на какой риск она идет, доверяя тебя Мэрилин. Она предполагала, что я возьму тебя, если история с изнасилованием когда-либо откроется и Гаслоу лишат прав на опекунство. Я была запасным вариантом.
Эми не сводила глаз с Грэм.
– Ты послала письмо Фрэнку Даффи! Вот почему почерк неровный!
– Я только хотела выставить Мэрилин во всей ее красе. Она была неподходящим опекуном для тебя. Я не знала, что он станет ее шантажировать.
– Нет, знала! На это ты и рассчитывала! Вы с Даффи все спланировали. И поэтому он отправил тебе двести тысяч перед смертью! Твоя доля, да, Грэм?! Вот почему ты не разрешила мне позвонить в полицию, когда пришли деньги!
Губы Грэм задрожали.
– Дело не в деньгах. Я никогда не попросила бы у него ни цента!
– Но он все равно дал их тебе. Подумал, что ты можешь не принять денег, и поэтому отправил их по почте. Как своеобразный анонимный подарок внучке!
– Я понятия не имею, что он подумал. И мне на это наплевать!
– Конечно, ведь письмо не позволило Мэрилин стать моим опекуном.
– Нет, не письмо, – возразила Грэм, – а правда. Я поведала всем правду. Так было лучше.
– Лучше для тебя.
– И для тебя.
Эми дрожала.
– Значит, так ты решила? Рациональность превыше всего, да?
– Рациональность меня не волнует.
– Но как ты могла жить с таким бременем?
– Я растила тебя. Тем и жила.
– После того как убила мою мать.
– Я не убивала ее.
– Ты убила ее – до того как она успела встретиться с адвокатом и оформить опекунство Мэрилин.
– Нет.
– Ты приехала к нам и застрелила маму ее собственным пистолетом!
– Это ложь.
– Признай же! Ты убила ее!
– О Господи, да она и так была на грани смерти!
Они смотрели друг другу в глаза, шокированные вырвавшимися словами. Грэм разрыдалась.
– Я уже потеряла одного ребенка, Эми. Не могла же я потерять и второго! Когда Дебби сказала, что отдает тебя Мэрилин, что-то переключилось у меня внутри. Я вспомнила, как потеряла твоего отца. Но на этот раз в моих силах было все изменить. И я знала только один способ сделать это.
Эми смотрела на нее, не веря. Вот он, мотив убийства. Этого признания было достаточно, но она не чувствовала удовлетворения. Только грусть и ярость.
– По-твоему, она заслужила, Грэм?
– Что?
– Она заслужила такую же насильственную смерть, как и отец?
– Ты говоришь ужасные вещи.