совсем другой — мастер прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания, — я её увидел впервые на рабском рынке. Такая же маленькая, как я, с большущими чёрными глазами и ямочками на щеках. Она с малых лет у работорговца обучалась — очень дорогая рабыня. Я влюбился с первого взгляда, но о таких деньгах не мог даже мечтать. И её купили в подарок одному из аристократских молодчиков. Графскому отпрыску, а может и баронскому — не помню уже точно. Помню, что в имение ночью пробирался и как мы тайком встречались. Вот это помню, как сейчас — если на подоконнике её комнаты свеча горит, то можно прийти.
Я не могла представить наставника молодым и лазающим в окно к девушке. Это казалось до смешного нереальным, несмотря даже на то, что я предчувствовала печальный финал истории.
— Мы были молоды и кровь кипела. Она любила меня и была любимой рабыней молодого дворянина. От ревности я с ума сходил, а этого аристократишку хотел убить. Пусть это и не освободило бы Азизель. Не спешил, не видел в этом какого-нибудь выхода. Сомневался, а может и боялся.
Маг не жалел ни только других, но и себя в своих суждениях.
— На одной из вечеринок её убили. Молодые дворяне заигрались, и в обычный вечер не стало очередной рабыни.
В фургоне наступила тишина. Вы так я и знала, что история печальная!
— И им ничего за это не было?
— Хм, — мастер усмехнулся, — молокососа этого я убил. Аристократа. Думал, это мое последнее деяние. Пошел каяться к учителю, а тот потащил к графу. Как он кричал! Приказал запереть меня на хлебе и воде, пока не поумнею.
— Долго сидел?
— Долго. Я тогда ждал, что пожалуют родичи убиенного и потребует моей головы. Не пришли. Граф всё уладил. Я даже не представляю, чего ему это стоило, но тогда мне было плевать — я страдал. Долго и со вкусом, запертый в комнате, и лишь книги были моими собеседниками. Пока однажды не пришел графский сын и не сообщил о смерти учителя и своего отца. Он предложил мне пойти воевать вместе с ним. Молодой граф был зол на врагов родины и жаждал отомстить за отца. А я… А я был зол на весь мир. Новоявленный граф оставил завещание на своего брата, и мы отправились огнем и кровью заливать свою боль.
Мы были среди тех, кто высадился на том побережье. Нас стали узнавать даже враги.
Я многому тогда научился, много экспериментировал, мы с сослуживцами проводили такие эксперименты, которые стояли на грани не только законов, но и вообще любых норм. Думали война все спишет.
Маг глядел своими бледными глазами куда-то на страницы своей книги жизни, и явно пребывал не здесь. От рассказа было немного зябко, и я обняла сильнее Славу, согреваясь его теплом.
— Она и списала, — не торопясь продолжил учитель, — для своего народа мы стали героями, великими учёными, храбрейшими войнами. Верными подданными своей империи! Но и от других имён нам никуда не деться: убийцы, беспринципные твари, изверги и подлецы. Эти имена также отпечатались на нашей сути, и пусть другие их не видят, но мы — те, кто прошел эту войну, их чувствуем.
— Так и что дальше? Ты больше никогда не полюбил? — я хотела увести разговор в другое русло, слишком тяжело было это слушать.
— Я же не монах! Конечно, любил и меня любили! Чего только не было за мою длинную жизнь. Но рассказать я хотел именно эту историю, чтобы ты запомнила. Мне было плохо, и я делал ужасные вещи, о которых после много раз сожалел, — мастер перевёл взгляд на меня, и его тусклые глаза вынудили меня замереть на месте, внутренне сжавшись, — я хочу, чтобы ты запомнила, что злость и боль заставляют порой людей делать ужасные поступки. И ты тоже с этим столкнешься. Так вот! Как бы плохо ни было, это надо пережить, пропустить через себя и отпустить. Пройдет время и жизнь снова заиграет всеми красками. Просто надо подождать.
Ну разумеется! Мы снова скатились к лекции. Я горько улыбнулась, понимая, как мне этого будет не хватать.
— Ты это на ритуал намекаешь?
— Нет, — моя улыбка отразилась у него на лице, — я уверен, что смерть одного немощного старика ты спокойно переживешь. Но тебя ещё ждёт очень многое впереди. Чем выше ты поднимешься, тем серьёзные события будут происходить в твоей жизни.
— Большая власть, это большая ответственность? — перефразировала я известную фразу умного человека.
— Я знал, что ты не безнадежна — одобрительно покивал этот вредный старикашка. Я только фыркнула на это.
— Будь я безнадёжна, вся эта катавасия с кланом и родом не началась бы.
— Мы бы что-нибудь придумали, — заговорщически подмигнул мне наставник.
— Мне будет тебя не хватать, — после короткой паузы смогла я все же произнести это вслух, и слезы заволокли мне взор. На коленях занервничал Слава и что-то запищал, наверное, успокаивающее.
— Восприми это тоже, как урок. Разумные приходят и уходят в наши жизни, со временем привыкаешь.
— Я не хочу привыкать, и я знаю, что потом станет чуточку легче. Но сейчас мне больно, мой друг собирается покинуть меня навсегда.
— Александра, я не умею успокаивать плачущих девиц, так что хватит тут меня оплакивать ещё при жизни. Вот когда я этого уже видеть не буду — можешь реветь.
Всхлип.
— Бесчувственный, черствый человек!
— Давай прекращай! Ты же гера, в конце концов!
— Вот именно! Я тут гера, и что хочу, то и буду делать!
И так это по-детски прозвучало, что я сама с себя рассмеялась сквозь слезы. Смех быстро закончился, как и рыдания. Пришло опустошение и головная боль.
— Ты хотел бы что-нибудь? Ну… перед ритуалом.
— Нет, меня все устраивает. Вот после…
— После?
— Да, будет у меня одна просьба.
— Какая? Мы все сделаем, что сможем.
— Устройте праздник и поднимите кубки за меня. Пусть будет музыка и смех, танцы и прыжки через костер. И пусть этот день будет ярким!
Как прошел день перед ритуалом я не запомнила.
Люди, как и прежде, суетились, скотина ржала, дети шумели и лезли под ноги. Как-будто ничего не происходило и не произойдет в ближайшее время.
Меня раздражало, что все вокруг ведут себя, как ни в чем не бывало.
— Ты зря злишься на людей. Все понимали изначально, что будет на новом месте. И если сам маг так решил, то кто они такие, чтобы сомневаться или перечить?
— Я знаю, — раздраженно отвечала я командиру, Чаре, мастеру Вельнису. Их желание
