Гор? Анубис? Да хоть лысый черт, лишь бы обладал божественным могуществом, чтобы меня защищать. Выйдя из моего чрева, он будет расти как на дрожжах и вскоре сделается могучим и ужасным. О-о, уж он-то с вас спросит! Кто тут, гаркнет, посмел обижать Майю Голубеву?! Ты, Элька Романецкая?! А выходи-ка сюда, зараза, будем тебя разрывать на части: на одну ногу наступим, за другую рванем! Кто следующий? Степаныч? Не надо прятаться за чужие спины, ты же боевой офицер, в контингенте служил, так что прими достойно лютую смерть! А это что за чмо?! Ага, Эхнатон из Финляндии вернулся! Тогда подставляй стакан, будешь яд глотать. Давай-давай, учти – это самый безболезненный вариант, можно ведь зверским образом тебя умертвить!
Войдя в раж, монстр будет сверкать кровавыми белками.
– А Львович где?! – спросит. – Я ему сам сейчас трепанацию сделаю, а мозг – сожру!
Я разведу руками:
– Помер Львович! Испугался, наверное! Но я тебе других врачей отдам на съедение: ешь – не хочу!
Прожорливый Бог слопает Эдуарда Борисовича, усатого санитара, медсестру с поводком, а на десерт возьмется за Нину Генриховну. Тут я, правда, проявлю милость.
– Эту не надо, – скажу монстру.
– Почему?! Она тоже тебя мучила!
– Потом объясню – почему. Ты лучше одного предателя накажи, его Ковачом зовут.
– Где он?! – взревет монстр. – Покажи!
Когда выведут гада, что от меня отказался, я первая к нему приближусь. И скажу… А ничего не скажу! Просто расхохочусь в лицо и махну рукой: кончай, мол, его! Ты не помог мне, Ковач; и Гермоген не помог; и лечение доктора Кар-рлова оказалось пшиком, а тогда вся надежда на рожденное мной высшее существо. Оно-то меня и воскресит – после того, как сожрет моих обидчиков. Пока я кукла, не человек в полном смысле слова, но дайте срок, восстану из полу-бытия, чтобы все увидели, какая я чудесная-прекрасная, умная-разумная, крутая и т. п. А-а, ладно, пусть и остальных воскресит! Зину, Таю, Богдана, Гришу с Мишей, да и Сюзанну заодно. Хватит быть пограничницей, превращайся в нормальную и – бегом на сцену, радовать публику фортепианными экзерсисами.
Замечтавшись, пропускаю момент появления Кати.
– Вещи в стирку давай…
Она осматривает снятое нижнее белье.
– Да что же это… – бормочет. – Куда они смотрели?! За что деньги брали?! Хоть бы уровень пролактина измерили, сволочи!!
И пусть тайна раскрыта – процесс не остановить. Катя опять куда-то звонит, ругается насчет этого самого пролактина, я же воображаю, как дружной толпой, во главе с новорожденным Богом-монстром, отправимся в благословенный край. Там все станут чудесными-прекрасными, а не придурками замученными. Гениями станут, солью земли и гордостью человечества! Да это человечество долбаное само приползет к нам, чтобы понять – как жить? И мы, умные-разумные, не будем скрывать от этих уродов данные монстром истины. Во-первых, скажем, прекратите жрать друг друга. Во-вторых – просто прекратите жрать! Вы же только и делаете, что поглощаете пищу, запихиваете ее в себя тоннами, ей-богу, саранча какая-то, а не человек разумный!
При мысли о пище внезапно просыпается голод. Я почему-то забываю, что сама нынче – саранча, поэтому отправляюсь на кухню и лезу в холодильник. Колбаса, сыр, анчоусы из открытой банки – все поглощается одновременно, и тут на пороге Катя с листком бумаги.
– Это что такое? – спрашивает устало.
– Ёный адат, – отвечаю с набитым ртом. Прожевав, повторяю:
– Черный квадрат.
– И что он означает?
– Означает: черный квадрат. Ладно, отдай.
Сразу вспоминается Нина Генриховна, что зашла в палату незадолго до выписки.
– Ты ко мне почему-то не ходишь… – сказала. – А ведь я тебя жду. Если дам тебе одно задание – не будешь возражать?
Я пожала плечами, мол, не возражаю. И тогда на кровать положили листок с нарисованным «дорожным знаком» (так выражался на даче Шишмарева преподаватель истории живописи).
– Это твоя жизнь, – сказала Нина Генриховна. – Да-да, она похожа именно на черный квадрат. Но в твоей воле – вырваться из его границ. Во всяком случае, можно попытаться. Ты попытаешься?
Последовало еще одно пожатие плеч – я уже была одной ногой за порогом клиники и представлялась себе абсолютно здоровой. А зачем тогда вырываться из границ?
– В общем, предлагаю тебе продолжить рисунок. Не убирать черный квадрат, не закрашивать его, а – включить в новую композицию. И так нужно делать ежедневно. Пей свои таблетки на здоровье, но каждый день ты должна выходить за пределы этого мрака. Каждый день, запомни!
Может, потому я и не отдала Генриховну на съедение ненасытному монстру? Все же по-человечески ко мне отнеслась, хоть и предложила глупость. Не буду ничего рисовать! Роды не за горами, я уже чувствую, как набухает мой живот и внутри начинает биться сердце великого и ужасного Бога…
Часть III
Воскреснуть в Зазеркалье
1. Ковчег
Я опять в самолете, что неизбежно должен разбиться. Моторы гудят напрасно – войдя в штопор и выкручивая гибельную спираль, мы несемся к земле. Закрыть голову? Согнуться в три погибели? Без толку, при падении с чудовищной высоты что ни предпринимай – все равно ты труп! Лучше оглянись и успокойся, ведь рядом в креслах – те же трупы, лишь с виду живые. Надо же: улыбаются, не замечая штопора, еще выпивку с едой заказывают! Один уплетает отбивную, другая хот-дог в пасть засовывает, получается, грядущий удар о землю не тревожит: встанут, отряхнутся и потопают по жизни, продолжая пить-гулять и небо коптить!
Как ни странно, мы выходим из пике, чтобы приземлиться в каком-то городе. Уфф, пронесло! Что за окном? Это не мой город, хотя, если честно, понятия мой – не мой давно смазались, я потерялся в пространстве, перемещаясь из одного места в другое. Ладно, сбежим по трапу, выйдем из аэровокзала и оценим – что за место? Благодатное или отстойное? Нас встречает толпа – азиаты, негры, арабы в чалмах, англосаксы в пробковых шлемах… Припоминаю подзабытый английский, но оказывается – тот на фиг не нужен! Вся разношерстная братия говорит на одном и том же языке – на никаком! Произносимые слова легки, пусты и абсолютно бессмысленны, их вообще не обязательно произносить. Да и не нужно, ведь можно сразу читать мысли. Этот факт – что мысли не скрыть, – вгоняет в панику. Ладно, мои измышления, вроде не лишенные глубины, но я ведь могу свободно ковыряться в мозгах других сапиенсов, что на поверку оказываются вовсе не сапиенсами! Какое убожество! Какая вонючая жижа плещется под черепными коробками, обтянутыми кожей разного оттенка!
– Хочу назад! – кричу
