стать в двух местах. Лена с Игорем — прямо на болоте. А Миша — там, где был обнаружен след. Вдвоем сидеть в засаде еще куда ни шло, но одному…
Впрочем, если верить криптозоологам, которые утверждают, что реликтовый гоминоид за много километров чует женщину, то Лена рисковала все же больше. Рисковал и Игорь: уж он не оставил бы Лену без защиты.
Если бы что-нибудь действительно произошло, в лучшем случае мы получили бы сигнал по рации. Как помочь на расстоянии примерно шести километров?
Да Бог с ним, с риском, рассуждал я про себя. Другие не пошли бы даже в том случае, если бы у них была стопроцентная страховка от любой угрозы. Из-за одного только холода не пошли бы.
Трое ребят из Санкт-Петербурга были в этом отношении сущей находкой. Казалось, им было все нипочем: холод, голод, страхи. Именно такие люди и должны заниматься исследованием этого феномена.
Как признался один из криптозоблогов, на обратном пути домой он испытывает большое облегчение, что нечто все же не встретилось. Трое петербуржцев были другого склада. Их организм требовал испытать ужас полной мерой.
У Мопассана есть по этому поводу интересные строки.
Раз вечером сидел я с книгою в руках.
Вдруг к полночи меня объял внезапный страх.
Пред чем — не знаю сам. Но ужасом томимый,
Дрожа и трепеща, я понял в этот миг,
Что нечто грозное идет неотвратимо…
Казалось, кто-то здесь неведомый возник
И за плечами встал…
…Холодный смертный пот
Всю душу леденил и сковывал мне члены.
Один, один лишь звук я слышал неизменно, — Т
о дробь выстукивал сведенный страхом рот…
Игорь Батурин: «Когда мы пришли на болото, было уже темно. В этих местах днем-то стоит гнетущая тишина. А ночью… Хотелось останавливаться после каждого шага и прислушиваться, нет ли какой-то реакции на наши шаги. Не вымерло же все вокруг.
Мы оставили Мишу на высотке, а сами спустились и встали на болоте, недалеко от того места, где в безветренную погоду шевелились сосны. Установили на рациях минимальную громкость приема. Миша тихонько сказал, что у него все в порядке.
Через какое-то время мы с Леной подумали, что у нас начались слуховые галлюцинации. Мы вдруг услышали едва различимый шум идущего поезда. Невероятно. Ведь до железной дороги около ста километров. Мы связались с Мишей. Он сказал, что слышит, как очень далеко идет поезд. Мы с облегчением вздохнули, но удивление осталось. Новая загадка только подтвердила, что мы находимся в загадочной местности.
Еще спустя время звенящую тишину прервал хохот. Я инстинктивно схватился за ракетницу. И тут же сообразил, что это смеется птица, которую мы не раз видели днем. Кажется, это был фазан. Во всяком случае, мне не хотелось думать, что этот смех издает какое-то другое существо. Я знал, что нечто, которое мы выслеживаем, может подражать любому зверю и любой птице. Но думать об этом не хотелось. Так можно было бы действительно довести себя до галлюцинаций.
Чтобы отвлечься, мы стали смотреть на небо. Оно было необычным. Ни одной тучи. Звезды висели низко, и каждая была размером с Венеру. Звездные ночи в Заполярье всегда очень холодные. А у Миши плохая привычка — одеваться легко. А все согревающее — спирт, бутерброды, чай — было у нас. Лена сказала, чтобы я шел без разговоров на высотку, ничего страшного с ней не случится. Она не бодрилась. Первоначальный страх у нас прошел. Лена даже пошутила: «Если он здесь, то он — самый красивый на окрестных болотах».
Я отдал Лене ракетницу со взведенным курком. Чтобы чувствовала себя уверенней. Как мы ни освоились, оставаться одной… А сам пошел к Мише».
Лена Терехова: «Своими шагами Игорь будто разбудил болото. Снова расхохотались фазаны. Потом послышался какой-то писк — будто звучала морзянка. У меня возникло ощущение, что болото — живое, а я его частица. Меня уже никто не боится. И потому мне тоже нечего бояться. Я — своя. Но через какое-то время все звуки разом оборвались. Тишина буквально парализовала меня. Если бы мне вдруг стало что-то угрожать, я не смогла бы выстрелить осветительную ракету. И все-таки мне нужно было что-то делать. Иначе я просто умерла бы от страха. Кое-как я поднесла ко рту свисток, подула в него что было силы. Но получилась не трель, а слабый одиночный свист.
Я свистела ребятам, а отклик донесся совсем с другой стороны. Оттуда, где качались сосны. Кто-то голосом огромного простуженного мужика ответил то ли «э-э», то ли «бэ-э».
Здесь со мной что-то произошло. Вместо того чтобы потерять сознание, я сделала два свистка. В ответ тот же сиплый голос дважды издал «э» или «бэ-э». Мне казалось, что я схожу с ума…»
Игорь Батурин: «Мы с Мишей все отлично слышали. Я уже ориентировался в темноте и добежал до Лены очень быстро. По-моему, я подоспел вовремя…»
Лена Терехова: «После того, как я услышала голос второй раз, нервы были уже на пределе. И то, что произошло дальше, я уже не могла вынести. Я ощутила сильнейший отвратительный запах. Запах был как в зоопарке возле клетки какого-нибудь дикого зверя. Только гораздо острее. На меня будто ледяная волна обрушилась. А дальше — как в тумане. Очень громкое чавканье — это подбегал Игорь. И его слова: «Мы все слышали!» Он дал мне глоток спирта. Я проглотила, как воду, и, кажется, пришла в себя».
Игорь Батурин: «Я сделал три свистка Думал: если и на этот сигнал будет адекватный отзыв, тогда… Известно, что медведь может издавать почти человеческие звуки. Когда комары и мошки заедают, охает и стонет, как мужик. И от лося можно услышать что-иибудь похожее. Но не с такой же точностью подражания!
Я, повторяю, свистнул три раза, и в ответ донеслось троекратное «э-э». У меня волосы на голове зашевелились. Но я все же дунул в свисток что было сил. Получилась трель, почти милицейская. Думаю со злорадством: что, слабо повторить? А в ответ… Нет, не слабо ему было! Конечно, это была не трель. Но то, что он издавал своим сиплым голосом… Это надо было слышать».
Через несколько минут к ним подбежал, тяжело дыша, Миша Глико. Он не мог больше стоять на высотке. Его тоже всего трясло. У него, как и у них, то* же все смешалось: страх, восторг, не знаю, что еще. Они ехали за
