топора, меча или иного чего подобного. Не было это и огнестрельным оружием. Тут что-то другое — невообразимо мощное, страшное и со странным жутким воздействием на цели.
Снова переступив порог, размеренно шагая, я выставил перед собой руку и тихо произнес:
— Выстрел — повернувшись, нацелился чуть в сторону, на мерзлое безголовое мясо на металлическом стуле и повторил — Выстрел.
Наступив на хрустнувший красный лед, дальше пошел точно по красным жирным отпечаткам, при этом поворачиваясь и раз за разом повторяя «выстрел», «выстрел», «выстрел».
Выстрел — и бегущую прочь женщину разрывает на части, подбрасывая верхнюю часть туловища и припечатывая к потолку.
Выстрел — и сидящий на кресле мужик лишается левой части торса, складывается и падает на бок.
Выстрел — и присевшая в углу парочка лишается голов и вскинутых рук.
Выстрел — и бегущий на меня здоровяк в синем комбинезоне теряет нижнюю половину тела.
Выстрел…
Я шагал и «стрелял», не сворачивая с путеводной красной цепочки следов. Миновав первое помещение, пройдя через новые двери, я двинулся дальше, переступая тела, скользя взглядам по «мясным» барельефам, отступая от льющей с потолка розовой воды. Я шагал и стрелял, шагал и стрелял, ведя внутренний отсчет. Проходя комнату за комнатой, я шагал… а остановился рядом с закрытой и заваленной столами, креслами, скамьями и другими предметами дверью. Красные следы исчезали у блокированной двери.
Здесь ничего загадочного. Стрелок вошел внутрь. Кто-то из выживших захлопнул стальную дверь, другие помогли блокировать ее, запирая убийцу внутри. Что потом? Тут просто — следовать чрезвычайному протоколу. А судя по замеченным мной у входа схемам, протоколы действий тут везде одинаковые — бегство. Срочная эвакуация. Так что убийцу заблокировали, а затем те, кто остался в живых, бросились бежать.
С этим разобрался.
И внутренний отсчет пока можно остановить — пять обследованных комнат, три двери, куда я пока не заглянул, не считая заблокированную, девятнадцать трупов в различной степени кошмарности. Несомненное массовое убийство. И, если только из заблокированной комнаты нет другого выхода, совершивший все это стрелок находится прямо за этой дверью.
Взявшись за приставленную под углом скамью, я оттащил ее в сторону, со скрежетом потянул на себя овальный стол, принявшись разбирать баррикаду. У меня и в мыслях не было погодить с этим важнейшим делом. И я не собирался дышать смрадом разложения — а его тут скоро будет очень много, когда все трупы оттают и начнут «благоухать». На многих телах я видел отчетливые следы разложения. Это говорило о том, что после того, как «Красный Круг» был оставлен выжившим персоналом, тут еще долго поддерживалась плюсовая температура. Как долго? Не знаю. Но достаточно долго, чтобы у трупов началось первичное разложение.
Первичное разложение… почему этот сухой и вряд ли реальный термин пришел мне в голову?
Я невольно примерил на себя шкуру киношного патологоанатома? Своеобразная защита моего все же впечатленного увиденным подсознания, пытающего сберечь ранимую психику, представив все происходящее как занимательную детективную игру с элементами хоррора?
Освободив дверь, пару секунд постоял перед ней, а за тем все же потянул за реально неудобную ручку в виде приваренного под углом серебристого плоского кругляша. Приходится подцеплять снизу и тянуть на себя, держа руку запястьем вверх. Будто дверь машины открываю. Разблокированная дверь послушно открылась и… я увидел множество красных и все светлеющих отпечатков густо испятнавших пол небольшого помещения, что больше напоминало уголок отдыха. Где-то шесть на шесть метров. Дверь, три стальные стены, четвертую стену перечеркнуло длинное окно. Но за окном не спрессованный снег, а еще одно помещение. И еще одно окно — и вот за тем окном уже белеет снег.
Один разорванный… расчлененный… измочаленный… изрезанный… избитый колотушкой…
— Твою мать! — позволил я себе высказывание, чтобы сбросить напряжение.
А что еще сказать пытающемуся сохранить спокойствие мужику, когда он видит посреди запертой комнаты горку фарша из человечины, а рядом целехонькую голову с аккуратной прилизанной набок прической? Что сказать в таком случае?
Вокруг кучи — следы, следы, следы. Запертый стрелок наворачивал круг за кругом, регулярно стреляя из своего странного оружия по уже мертвому телу — и вырывая, вырывая из трупа кусок за куском, измельчая мясо в фарш, что разлетался вокруг, налипая на стены, пятная потолок, падая в углах.
Проклятье…
Переступая через ошметки рваной плоти, я медленно продвинулся ближе к центру комнаты, обошел горку мяса и голову, сделал еще пару шагов и остановился, глядя на него.
Нашел.
Вот он — стрелок.
Под обзорным окном ничком лежал человек. И снова в голове ненужные мысли — почему я называю его человеком? Ведь он не человек, он из другого мира, он иноземец. Погоди… но ведь это я здесь иноземец — я и мне подобные сидельцы чужие в этом мире. А он как раз свой, здешний. Он человек.
Тьфу…
Мужик!
Под окном ничком лежал мужик!
На нем яркий оранжевый комбинезон — вещь теплая, с отороченным мехом большим капюшоном, низ штанин плотно обтягивает голенища сапог с шипастой подошвой — вот по этим следочкам я сюда и дошел. Но самое интересное это не его одежда. Интересней всего — ранец на его спине. Металлический плоский ранец частично прикрытый откинутым капюшоном. С левой стороны большой красный рычаг, что сейчас уперт в пол. С правой стороны выходит длинный металлический шланг, что соединен с… я не знаю, что это. Что-то похожее на большую винтовку с мощным ребристым корпусом и чрезмерно толстым дулом. На винтовке лежит правая рука — в синей перчатке. Левая рука, без перчатки, замерла на воткнутом в пол рычаге. Рядом с головой стянутая черная и легкая не по здешним погодам шапка с какой-то эмблемой.
Ладно. Теперь я знаю кто убил — свой своих — и я знаю, чем убил.
Чего я не знаю — почему убил. У них тут цветовая гамма комбинезонов, я видел белые, синие, оранжевые и зеленые. Оранжевые — единственные реально утепленные и их совсем немного. Добавь сюда мощное ранцевое оружие. Добавь сюда болтающиеся на его шее затемненные очки на ремне. Добавь сюда шапку с эмблемой. Тяжелые шипованные сапоги. Крепкое телосложение. И короткую прическу с высоко выбритым затылком и боками…. Передо мной лежит военный. Солдат. Развивая эту мысль дальше — я вижу военного вооруженного охранника, чьей задачей являлось патрулирование окрестностей и охрана здешних «яйцеголовых». Но что-то пошло не так и защитник превратился в агрессора.
Что пошло не так?
Этого я все еще не знаю, но я кое-что вижу — кровь вытекающую из его
