— Обязательно будут дамы, — подтвердил Фомич. — Куда же от них денешься-то, от прекрасных. Набегут на запах.
Он знал, что говорил. Об этом феномене молчит наука: стоит только Фомичу в своей каморке на ферме уединиться с целью набулькать себе в гранёный стаканчик крепкого нечто, как прямо из-под земли появляются страждущие коллеги и начинают набиваться в приятели, со значением поглядывая на процесс наполнения стакана. Этика производственных отношений не позволяла Фомичу отказывать коллегам. Приходилось наливать и им. Наукой доказано, и на практике проверено, что пара литров хорошего самогона очень способствует установлению доверительных отношений в коллективе. Фомич не только проставлялся коллегам, но и сам периодически угощался от их щедрот. Отказаться угоститься — значит отколоться от коллектива, который такой вызывающей фронды адекватно не воспримет. И сделает выводы.
Может кто-то считает, что пить на рабочем месте западло? Есть такие волюнтаристы? Фомич таких руководителей презирал, кто пытался его воспитывать в плане алкоголизма: он просто гордо уходил с такой работы. Сменив около двадцати мест работы, Фомич уже несколько лет работал на ферме, принадлежавшей предпринимателю Олегу Петровичу Качуре. Оный Качура оказался мужиком сообразительным до безобразия. Таких мужиков в народе называют прошаренными. Олег Петрович эмпирическим путём выяснил, то есть прошарил, что животновод 5-го разряда Кузин, пребывая «под газом» работает за четверых, но на одну зарплату. Вот, скажите на милость, зачем тогда такому золотому работнику пенять на его мааааленькую страсть. Иван Фомич мог работать как животноводом, так и дояром, оператором животноводческих ферм, оператором цехов по приготовлению кормов. Легче перечислить, что он не умел делать на ферме. Поэтому Качура сквозь пальцы смотрел на пьянки Фомича, и даже на его запои, ибо в таком состоянии означенный Фомич работал как робот, как трактор, забывая о времени. Да ладно вам, не надо придираться по пустякам — разве это запои: не больше пары недель. Естественно, он работал и в выходные дни и без отпусков. Праздников у животноводов тоже не случалось, потому как скотина не понимала праздников. В состоянии «под газом» Фомич не отлучался с фермы, а работал круглосуточно. Не золотой, а бриллиантовый работник. Если у большинства особей из народа пьянство отшибает ум, совесть и хотение работать, то скотник Кузин, наоборот, проявлял чудеса работоспособности.
Как только Фомич приобрёл у своего постоянного поставщика Анастасии Фёдоровны самогон — с этой минуты можно начинать отсчёт его очередного запоя. «Запой» слово существительное, а не вульгарный глагол, ибо он есть, по сути, массивный алкогольный марафон. Учёные, интересующиеся этим явлением, систематизировали запои царя природы, отнеся такое состояние разумной особи к некому «эпизодическому употреблению особью алкоголя, то есть к дипсомании» и даже присвоили шифр этого болезненного состояния F 10.26 по версии МКБ-10.
Как только Фомич приволок на ферму 21 литр пойла, то первое, что он сделал — это устроил десять тайников, а один литр оставил для разгона. Но сразу разгоняться почётный животновод не стал, выдержал соблазн. Он вначале вернул Анастасии Фёдоровне её тележку, так как понимал, что начни он разгон, то тележка может и затеряться, а числиться должником Фомич решительно не хотел — такие у него были принципы.
Принципы принципами, но здравый смысл ещё никто не отменял. Продумал он и о закуске, ибо запой дело серьёзное, как полёт в космос — тут надо всё предусмотреть заранее, потом поздно будет. Потом может белочка явиться, которая наверняка пожелает убедиться, действительно ли животновод такой крепкий орешек, как он сам себя считает.
— Ну, за всё хорошее, чтоб коровки не болели, — придумал весьма цветистый тост Фомич, когда посчитал, что уже пора начинать алкомарафон.
Он опрокинул себе в глотку полный стакан самогона, и не успел прочувствовать всю прелесть его перемещения по организму, как произошло то, что должно было произойти: в кандейку к Фомичу ввалились две девицы, можно сказать коллеги — Капитолина и Алевтина. Ещё ни одна пьянка не проходила без участия в ней коллег разного пола, в том числе и этих подружек.
— А Капуля и Аля, — приветствовал представителей женского пола Фомич. — Девки, а чё вас только двое?
— Да кто в декрете, кто в запое, — ответила бодрая на язык Капитолина. Чего от этой девки не отнять, так это её безграничный оптимизм. Даже слишком много его у неё имелось: ржала эта барышня по любому поводу, как лошадь, а телесами уже приближалась к коровьему виду, чего не скажешь об Алевтине. Аля пока ещё в корову не превратилась: но уже походила на тёлку. Аля была на два года младше подруги Капы: ей стукнуло 36 лет, соответственно Капе было 38 лет. Вот только Аля не ржала, как подруга по любому поводу, тихоня она была, и лимит на слова не превышала. Она только загадочно улыбалась, потому как считалась глуповатой. Периодически ей в голову приходили нелепые идеи, и она задавала глупые вопросы коллегам, вот коллеги и причислили её к глупомордым. Поговаривали, что из-за её непроходимой тупости сбежал от неё муж: не выдержал мужик, что жена тугодум и долго соображает, хотя и железный топор иногда не сразу врубается. Впрочем, от Капитолины тоже сдрыстнул супруг. Только причина его побега за горизонт была иная: кому понравится, что его периодически больно колотят всякие вздорные пьяные бабы. А с такой коровой разве справишься, только если рессорой от трактора.
Стихийно образовавшееся трио усидело литр самогона довольно быстро. Распитие происходило, как пишут в дипломатических коммюнике, в тёплой дружеской атмосфере. На первом литре всегда настроение лирическое: проверено на опыте. Фомич читал девкам стихи Пушкина из своей затрапезной книжки: «Бегут мои года, как рок слепой, топча ростки надежд, к земле поникшие. Уйду от вас я навсегда в запой: не верю никому я, не верю и в хорошее». Девки прониклись: Капитолина бурно возмущалась, считая, что Пушкина погубили клятые пидорасы из Европы, а Алевтина тихо плакала: ей тоже было жалко Александра Сергеевича, писавшего такие проникновенные стихи. Погубили такую личность — и к чему теперь пришли: государства рушатся, нравы ниже канализации, сирот отдают на воспитание содомитам, а в храмах устраивают оргии. Короче, наливай Фомич. Выпьем за проникновенные строчки, написанные Сашкой Пушкиным: «Сосед наш неуч, сумасброд, он фармазон; он пьет одно стаканом красное вино». А мы самогон пьём!
Отвлекал прекрасных дам от мировой скорби Фомич проверенным методом, сбегав к своему первому тайнику, где оный освободил от двух литров нектара. Подальше спрячешь — поближе возьмёшь — закон Бразильских джунглей. Просто так сидеть и пить не наш метод. Наш метод в культуре пития, то есть в поддержании беседы во время этого процесса. Говорить желательно на возвышенные темы.
— Истина в вине, свобода в пиве, а в воде только микробы, — ошарашил девок философским откровением Фомич. Недаром он слыл эстетом. Девки кивали, утирая пьяные слёзы. В желтоватом полумраке помещения физиономия давно небритого Фомича напоминала морду демона с индийских фресок. Пьяные девки тоже выглядели весьма предосудительно, поэтому в суеверном ужасе от мужика не отскакивали: в своей жизни они уже много чего насмотрелись и всякими демонами их не напугаешь. Вдруг Капитолина дико заржала, вспомнив дежурную шутку, касающуюся имени и фамилии Ивана Кузина: шутку про большую кукурузину, имеющуюся в наличие у гражданина Кузина. Почему-то все знакомые Фомича старались напомнить ему слова из этой пошлой частушки. Маргиналы — что с них возьмёшь.
