За то время, пока лифт везли из Нью-Йорка, Натан почти не бывал дома. Несколько ночей из-за снега, гололеда или просто усталости он провел в шахте. Иногда он посылал Сирене записку, предупреждая, чтобы она его не ждала, но чаще всего он просто не появлялся дома. В такие вечера миссис Энсон долго ожидала хозяина, прежде чем неохотно подать ужин Сирене. Но Сирену обижало не это. Она раздражалась оттого, что экономка не интересовалась ее вкусами, не считалась с ней как с хозяйкой дома. Но в этом отсутствии надзора за ней сейчас не было необходимости. Вард больше не вызывал ее в «Эльдорадо», и она не получала от него никаких известий. Казалось, после того, как она отказалась вернуться к нему, он решил выбросить ее из головы. Сирена говорила себе, что он дорожил ею и, узнав о возвращении Натана, не захотел подвергать ее опасности. Но она все равно не могла избавиться от ощущения пустоты в душе.
Спустя неделю с того дня, как привезли подъемник, Сирена просматривала в спальне газету, которую принесли сегодня вместе с молоком и маслом для кухни, и ждала, когда ее позовут ужинать. На Мейерс-авеню искалечили и задушили еще одну женщину. Жертвой убийцы стала танцовщица из варьете, возвращавшаяся домой после выступления в «Тропике». В газете сообщалось, что преступник, судя по всему, сначала домогался от женщины близости. Потом следовало описание самого преступления, состоящее из одних намеков, очевидно, для того, чтобы пощекотать нервы женщин-читательниц, но не напугать их совсем. По мнению репортера, с которым соглашался следователь, преступление совершил тот же человек, который убивал других женщин.
Сирена бросила газету на пол и откинулась в кресле, прижав пальцы к губам. Значит, убийцей был не Отто. Она только теперь убедилась, как ей хотелось верить, что именно он совершил эти преступления. Без этого оправдания она чувствовала себя убийцей вдвойне, несмотря на то что он неоднократно пытался на нее напасть.
Кто мог творить эти ужасные дела? Неожиданно она заметила, что дверь из холла приоткрылась. Поднявшись на ноги одним прыжком, Сирена обернулась. До сих пор к ней в комнату никто не входил, не постучавшись и не дождавшись ее разрешения.
— Натан, как ты меня напугал!
— Извини. — Он стоял спиной к камину, сложив руки на груди.
— Ты уже успел вымыться и переодеться. Я не заметила, как ты пришел.
— Я вернулся уже почти час назад.
— Ты был на шахте? Подъемник уже готов?
— Почти. Нам понадобится еще пара дней, чтобы проверить, вполне ли он безопасен, а потом его можно будет спустить в шахту.
— Мне просто страшно слушать твои слова! — воскликнула Сирена с улыбкой.
Натан не обратил внимания на это замечание.
— В городе я решил навестить нашего инженера. Когда я от него уходил, мне встретился один человек.
— Да?
Слегка встревожившись, Сирена посмотрела на Натана.
При свете затененной лампы на ее черных как смоль волосах и на синем вечернем платье играли темные блики.
Натан отвернулся, словно при взгляде на жену у него возникло ощущение боли.
— Я встретил Перли.
Наступившую тишину нарушало только потрескивание дров в камине, тиканье часов в холле и звуки колыбельной песни, которую Мэри пела Шону в детской.
— Я думаю, — медленно проговорила Сирена, — вам с ней было о чем поговорить.
— Ты права. Она решила, что меня заинтересует известие, что моя жена появлялась в «Эльдорадо» в неподходящее время, когда я уехал по делам, а ее коляска, которую, кстати сказать, я сам ей подарил, по нескольку часов стояла в платной конюшне рядом с салуном.
— Ты обвиняешь меня в непристойном поведении, Натан, или просто спрашиваешь, почему я туда ездила?
— Я пытаюсь разобраться в том, что может оказаться либо злобной клеветой, либо серьезным обвинением против тебя.
Теперь, когда это наконец-то случилось, Сирена почувствовала, как преследовавшая ее тревога сменилась вдруг необычным спокойствием.
— Я признаю твое право задавать мне такие вопросы, но ты уверен, что хочешь это знать?
— Мужчина имеет право точно знать, что ребенок, носящий его фамилию, действительно его собственный.
— Когда Шон родился, тебя это не волновало, — спокойно заметила Сирена.
— У меня не было никаких оснований считать его своим, и ты тоже никак не могла называть его моим сыном.
— Но ты любишь его как сына, ты сделал его своим наследником.
— Но он никогда не станет моим настоящим сыном.
Опровергнуть такие слова было трудно.
— А это так важно?
— Да, важно.
Сирена изо всех сил сжала губы, чтобы справиться с желанием рассказать ему о ребенке, которого носила Консуэло. Она не могла предать испанку, ведь та просила сообщить об этом позже, только не сейчас.
— Так как же, Сирена?
— Если тебе так хочется узнать правду, я была там.
— Сирена, посмотри мне в глаза. Почему?
Его лицо сделалось совсем бледным, а голос — прерывистым. Сирена не отводила взгляда, лихорадочно обдумывая, что можно ему сказать, а что — нет.
— Потому что он позвал меня к себе.
Натан подошел ближе и склонился над ней, положив руку на спинку кресла.
— И это все? Он тебя позвал, и ты сразу прибежала? Я стоял перед тобой на коленях, умолял, но не добился от тебя ничего, а ему стоило только поманить тебя пальцем!
Когда он начал кричать, Сирена почувствовала себя неуверенно. Похоже, она сама подтолкнула его на грубость. Он заслуживал большего, чем она ему сказала, неважно, чего ей это могло стоить. Что Вард ей тогда предложил сказать Натану?
— Нет, — ответила она, — все совсем не так, как ты думаешь. У меня не оставалось выбора. Он… он шантажировал меня.
Натан выпрямился. Выражение злобы и боли на его лице сменилось удивлением.
— Шантажировал? Вард?
Сирена рассказала ему о смерти Отто, о появлении Варда, о том, как он помог ей избавиться от тела, а потом потребовал встречи с ней под угрозой сообщить обо всем шерифу.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Тебя здесь не было, когда я встретилась с Вардом в первый раз. Ты уехал на Восток… с Консуэло.
— Нет, я имею в виду это нападение на тебя. Я ломал голову над тем, что могло произойти… А ты сидела рядом, скрывала от меня правду, и виду не подавая…
— Я… я боялась, — Сирена не обманывала Натана сейчас, хотя и не ожидала, что он ее поймет. На память ей пришла Консуэло. Она тоже не доверяла инстинктам Натана.
Он действительно не понял. Он шагал по комнате, нервно теребя волосы, спрашивал опять и опять, почему она не доверилась ему, клял на чем свет стоит идиотов, которые служат у шерифа и позволяют безнаказанно нападать на женщин.
