что не дали… Не пригодился. Хотя, с другой стороны, если бы не удалось удрать, что со мной сделали бы.»
Поездка в 1921 году в Афганистан, которая так радовала Ларису Рейснер поначалу, томительно затягивалась. Караванная тропа, соединявшая чужую страну с родиной, казалась тонкой, ненадежной нитью. Газеты и письма из Москвы шли почти месяц и сообщали о тревожном: разруха, голод. «Голод! Радио уже принесло это проклятое слово, и среди сытости и рабьего услужения оно бьет нас по щекам», — записывала она. Жизнь «под вечным бдительным надзором целой стаи шпионов» требовала от нее, не привыкшей молчать, молчания, от нее, слишком прямой, — дипломатической гибкости. Поражала забитость афганского народа, и в особенности женщин, отделенных от мира «складками своей чадры». Воительница за будущее, Лариса оказалась в глубоком прошлом… Ко всему этому она жестоко страдала от приступов тропической малярии, которые повторялись в непривычном климате очень часто. «Эта болезнь, — призналась она как-то Вере Инбер, — мучит не только тело. После припадка у меня остается ощущение полной пустоты, как будто пришло какое-то злое животное и объело всю зелень, которую я развела у себя в душе».
Оазисом в пустыне была творческая работа, но и тут Ларису связывали ограничения. В письме А. М. Коллонтай она жалуется на искусственно суженный радиус наблюдений. Природа и женская половина двора — как это мало было для ее закаленного в гражданской войне революционного темперамента! И вот из этих как будто отрывочных впечатлений завязывается книга «Афганистан». Книга, в которой есть все: и тоска по родине, и воинствующий дух автора, сам Афганистан — выжженная солнцем страна. Достаточно ей было посетить первую афганскую больницу, чтобы сделать безошибочный вывод: «Реомюр под мышкой… афганца — пограничный столб, единица, с которой начинается новое культурное летоисчисление». Выпускница женской годичной школы, публично сдающая свой первый и последний в жизни экзамен, в ее глазах не просто трогательный объект для наблюдения, а знамение времени, ибо «из этой первой задачи, решенной афганской девочкой, некий бес истории втихомолку приготовляет нечто… имеющее взорвать на воздух и этот вал с колоннами, и непроницаемые занавески гарема».
Осенью 1923 года Германия была взбудоражена революционными событиями. Очень скоро Рейснер оказалась в Берлине. Ей хотелось написать книгу «пеной и трепетом» девятого вала германской революции, а его так и не было. Чтобы понять причины этого, чтобы разобраться в уроках Гамбургского восстания, необходимо было глубокое знание жизни страны. Рейснер начинает изучать Германию и «все, что в ней живого и мертвого», читает множество книг, участвует в берлинских демонстрациях Прорвавшись в Гамбург, поселяется в рабочих кварталах, «по потухшим разрозненным уголькам» восстанавливает хронику недавних событий. Три цикла очерков о. Германии — «Гамбург на баррикадах», «Берлин в октябре 1923 года» и «В стране Гинденбурга». О Гамбурге и гамбургских рабочих Рейснер пишет влюбленно. «Героиня» второго цикла — дочь зажиточного рабочего маленькая Хильда. «Хильда кушает хлеб, намазанный салом, и когда очень сыта, то прополаскивает свое сытое брюшко водой». Девочка Хильда, которая по просьбе матери поет сначала «Интернационал», «потом про рождественское дерево, потом из избранного венка псалмов». Товарищи по Афганистану рассказывают, как она пугала и ошеломляла их, когда, встав наутро после изнурительного припадка малярии, садилась на коня, непременно и часами ездила по знойному Кабулу. Смерть все опрокинула, положила конец всему. Бацилла брюшного тифа оказалась коварнее снаря-. дов, мучительной лихорадки и ледяной воды афганских рек, которую Лариса, лишенная всякого чувства самосохранения, пила так легкомысленно, так долго и жадно, словно хотела напиться на много лет вперед.
КРЕМЛЕВСКИЕ ЛАБИРИНТЫ
ТАТЬЯНЫ
Мир «звезд» живет по своим жестоким законам. Успех, поклонники, деньги, роскошь, власть — лишь одна сторона медали. С другой ее стороны — постоянная борьба за место под солнцем, за желание продлить сладкий миг удачи и признания; взлеты и падения, разбитые судьбы. «Звезды» окружены не только «созвездиями» им подобных, вокруг них — завистники и неудачники. Вокруг — фанатики и меценаты с неуравновешенной психикой. А самые главные в окружении «звезд» кто? Ну, конечно же те, кто эта звезды зажигают…
Стаи честолюбцев, авантюристов, графоманов, безумцев, мечтающих «навеять человечеству сон золотой», устремлялись к огням звезд на башнях Кремля. Огромные рубиновые звезды манили к себе, обещая успех, славу, почет, богатство и власть. Тихое мерцание праха сгоревших здесь никого не пугает. Этот по-своему загадочный свет, как северное сияние, как страшная сказка, — только обостряет радость от чувства тепла и собственной безопасности. И редко кто задумывается о цене кремлевско-звездной жизни, о природе тахо мерцающего праха… Те, кто в полной мере знает цену всего этого, в большинстве своем или очень стары, или мертвы. Это знание мертвых. Почему так печально-траурен и страшен эпилог жизни «кремлевских звезд»? Неизбежен ли он? К сожалению, да! Неизбежность жестко определена самой природой «звезд» — они гаснут, потому что не вечны. Одной из кремлевских звезд была и Татьяна Окуневская.
И вот эта женщина через много лет решила рассказать о себе все. «В некотором царстве, в некотором государстве жила-была девочка, маленькая, беленькая, похожая на крутолобого бычка. И любила эта девочка выковыривать пальчиком варенье из сладкого пирога и гордо стояла в углу, когда наказывали несправедливо, а когда справедливо — ревела во все горло и, обидевшись, лезла под стол и зловещим шепотом вещала: «Пусть я больше никогда не вылезу из-под стола». А однажды, это было сразу после революции, был голод, имение на Волге у родителей еще не отобрали, приехали гости, и все сидели на террасе. Танечка, вертя носочком туфельки, обрадовала гостей: «А у нас есть варенье!..» Услышав, что из дома ее зовет мама, побежала… «Танечка, зачем же ты сказала гостям, что у нас есть варенье, его ведь совсем немного, и теперь придется поставить варенье на стол». Танечка стрелой выбежала обратно на террасу и громко сказала: «Нет, у нас нет варенья!» Когда ее спрашивали: «Как зовут тебя, девочка?», ласково отвечала: «Танечка», и уж с таким веселым и хитрым личиком, что и не найдешь такого второго. Только не было у нее девчачьих косичек — вместо волос был пух, тоненькие шелковинки, как льняное сияние вокруг головы…
Я работаю курьером в Народном Комиссариате Просвещения, а вечером учусь на ненавистных мне, противных чертежных курсах рядом с моим «Великим немым». В мои обязанности входит разносить бумаги и документы по Комиссариату. Иногда их отвозят в гостиницу «Метрополь», где живут вожди. Я растерялась, когда приехала в первый раз: старинная дореволюционная шикарная гостиница с коврами, хрусталем, номера из нескольких
