прорыва стекаются послушники в своих серых балахонах, из замка выбегают монахи. Я чувствую, как подобралась Кера на соседнем сидении. Наверняка те, кто сидят в кузовах сейчас тоже сжимают во внезапно вспотевших ладонях винтовки. Лишь бы им хватило выдержки! Лишь бы не начали слишком рано.
Как только послышались первые взрывы наша колонна затормозила. Где-то в середине лагеря. Вполне естественное поведение, так что на нас пока всем плевать. Нужно только выскочить из кабины — если кто обратит внимание на спокойно сидящего за рычагами водителя, может заподозрить неладное. Чуть-чуть бы попозже началось, и было бы совсем идеально, а теперь придется стоять прямо посреди взбудораженного лагеря и пялиться на бой с удивленным видом — все, что я пока могу сделать. Футах в четырёхстах впереди по ходу нашей колонны, возле замка, накапливаются чистые монахи. Выстраиваются в линию… В две линии. Первые, очевидно, обеспечат защиту, а из-за их спин другие монахи начнут выжигать сопротивление своими лучами. Сто пятьдесят чистых монахов — столько их набралось. Стало не по себе. Сто пятьдесят — это очень много.
Глава 35
Монахи прошли мимо нас, не задерживаясь. Как я и надеялся, на нас просто не обратили внимания. Сейчас внимание всех в лагере сосредоточенно на месте прорыва, поэтому Конрут командует всем покинуть машины.
— Еще раз повторяю — стреляем с колен или лежа. На послушников не разменивайтесь — наша задача убить как можно больше монахов, пока они не сообразили в чем дело.
Конрут нервничает, иначе не стал бы в очередной раз повторять то, о чем говорил уже много раз. Тем более, его слышат только те, кто рядом. Выстрелы, крики раненых, команды чистых — все это не способствует хорошей слышимости. Двигаюсь вперед вместе со своим отрядом. Десять почти незнакомых иных, чьи имена я едва успел запомнить — кроме, разве что Исмем. Ну и Кера, как отдельная боевая единица: пока она рядом со мной, но вообще-то у нее задача помочь там, где будет особенно тяжело. Не удалось мне отвертеться от командования несмотря на все аргументы.
— Вся эта толпа — абсолютно гражданские разумные. Все, что они умеют — это стрелять. Я проверил, и оставил идиотов, которые даже винтовкой пользоваться не умеют. Иначе у нас было бы не две сотни, а целая тысяча неуправляемого и абсолютно бесполезного мяса, — объяснял мне Конрут. — Впрочем, насчет этих двух сотен тоже можешь не обольщаться. Мне просто неоткуда взять кого-нибудь, кто сможет командовать. И плевать мне на твои аргументы — я, знаешь ли, догадываюсь, что командир из тебя дерьмовый. Плевать. Дерьмовый лучше, чем никакого. Была б возможность, я бы и Керу на десяток поставил!
Это да, Керу среди добровольцев очень уважают, и еще сильнее боятся. Ни для кого не секрет, кем она является. Именно поэтому если кому-то доведется попасть в подчинение богини беды, он скорее предпочтет сбежать, чем согласится. Они почему-то уверены, что быть в подчинении богини беды — это неизбежная смерть.
Медленно. Мы заранее договорились с Конрутом, что чистых нужно выбивать только наверняка. Если бы это были солдаты, — пусть и неопытные, можно было бы бить прямо от того места, где мы остановились. Чистые идут медленно — часть отряда, что изображает прорыв с внешней стороны лагеря, уже сосредоточила огонь на линии из белых фигур, и им приходится двигаться так, чтобы не сломать свое построение. Перед монахами почти видимая стена света, и она действительно мощна. Даже издалека видно, как в пяти шагах перед линией чистых земля начинает осыпаться пеплом. Этот барьер не преодолеет ни одна пуля. Возможно, даже пулемет бы не помог. Если мы не поторопимся, нашим конец в течение десяти минут. Вторая линия чистых из-за спин тех, что выставили барьер уже утюжит своими лучами наших. Лупят по вспышкам выстрелов, и пока не очень результативно, потому что Конрут очень подробно объяснил, как не нужно делать. А именно, что не стоит надолго оставаться на одном месте. Однако наши уже несут потери, а мы все еще не вступили в бой.
Пока мы выбирались из машин, чистые ушли где-то на тысячу футов. Всего около трехсот метров — лично я, пожалуй, уже мог бы стрелять. Натренировался за последнее время. Но рано, рано. Нужна массовость. Мы торопимся. Что такое эти триста метров, которые нужно преодолеть? Бегом — меньше минуты. Жаль только нам приходится сторожиться. Нельзя, чтобы кто-то заметил, как к чистым со спины подбирается большая группа в гражданской одежде. Группы разошлись на максимальное расстояние, так, чтобы при этом не терять друг друга из вида, конечно. Мы пригибаемся, время от времени останавливаемся. Все, чтобы наш подход не выглядел как организованное наступление. Вокруг достаточно «местных» — пленных, которые сейчас мечутся в панике и не знают, что делать. Это хорошо, на их фоне наши бойцы не так заметны. Три минуты — ровно столько нам понадобится, чтобы футов на триста. Сто метров. Этого достаточно, чтобы из карабина не слишком мазали даже самые неопытные бойцы.
Пора. Я вижу, как Конрут где-то справа от меня махнул рукой и тут же стреляю в заранее выбранного чистого монаха. Приятное чувство где-то в груди. Я целился в спину, но слегка промахнулся, и тяжелая пуля разнесла монаху голову. Передернуть скобу, досылая новый патрон и новый выстрел. И еще один, и еще. Монахи падают один за другим, мы расстреливаем их как мишени в тире. Очень опрометчиво с их стороны ставить барьер только с одной стороны. Да, это экономит силы, но зато остается опасность вот такого обхода со стороны.
За полминуты сосредоточенной стрельбы мы уполовинили количество чистых монахов, однако на этом халява и закончилось. До чистых, наконец, дошло, что их убивают в спины. Строй монахов распался на несколько групп — больше случайным образом, но теперь они окружили себя барьерами вкруговую. Это, похоже, требует намного больше энергии, потому что количество лучей, бьющих из-за спин тех, что держит барьеры уменьшилось очень сильно, но нам от этого не сильно легче. Радиус светового барьера у каждой группы тоже уменьшился, но пули по-прежнему рассыпаются пеплом, стоит коснуться бледного свечения. Сейчас ситуация замерла в хрупком равновесии, но долго так не продлится. Время играет против нас.
Нужно что-то делать. Банальная до тошноты мысль, но никуда от нее не денешься. Успех вышел далеко не таким полным, как мы рассчитывали. Сказалось, ох, сказалось, что наши ополченцы в основном дилетанты. Еще десять минут, и уже нас начнут теснить и выжигать совершенно невозбранно. Перезарядив в очередной раз карабин, я не стал высаживать его
