нити в голове, сшить их в единую картину, которая будет иметь хоть какой-то смысл, в то время как Саэди холодно и отчужденно разглядывает меня.
Мы не знали своей матери… я всегда задавал о ней вопросы, но папе было слишком больно говорить о ней. Поэтому я не настаивал. И я думал, что у нас впереди целая жизнь, чтобы однажды расспросить о том, что случилось. Когда её не стало.
Но Отец пропал в тылу врага на несколько месяцев. Признаюсь, тогда мне показалось странным, что из заклятого врага Сильдрати он превратился в человека, который самым решительным образом выступил за мир. Наверное, часть меня хотела возвести его на пьедестал. Благородный герой войны, который начал уважать врага, с которым сражался. Чтобы понять, что в каком-то смысле все мы едины.
Но все это имело гораздо больше смысла, если бы..
Пока он был в плену, он..
Забавно быть близнецом. Иногда у меня ощущение, что я знаю, что именно сейчас скажет моя сестра еще до того, как она успевает открыть рот. Иногда, клянусь, она знает, о чем я думаю, просто посмотрев на меня. Мы со Скар были неразлучны, будучи детьми. Отец говорил, что мы даже изобрели собственный язык. А то как моя сестра умеет читать людей… точно книги, словно она и впрямь может заглянуть им в головы…
— Дыхание Творца, — громко произношу я.
Ты не очень-то похож на одного из нас, произносит Саэди. Возможно, ваша мать поэтому и отослала вас. Но нельзя отрицать, что вы с сестрой обладаете определенной… ее взгляд скользит по моему телу… грацией. Ростом. Балансом. Ты видел воспоминания о моих пытках. Ты можешь говорить со мной мысленно. Я ощущаю тебя здесь, пальцем она касается лба, как, уверена, и ты ощущаешь меня. Этому есть единственное объяснение, Тайлер Джонс.
Саэди убирает длинный черный локон за ухо.
Ваша мать была Странницей.
Я сглатываю комок в горле. Опускаю взгляд на свои руки. Загорелую кожу. Вены под кожей бледно-голубые.
У меня и Скар… в наших венах есть кровь Сильдрати?
Саэди скользит кончиками пальцев по ожерелью из отрубленных пальцев на шее. Она смеряет меня взглядом, касаясь кончиком языка заостренного клыка.
Вопрос: Достойны ли вы её?
Голова кружится, пока я пытаюсь осмыслить все это. Как это случилось? Почему Отец не сказал нам? Кем была наша мать?
.. Она жива?
Не раскисай, мальчик, произносит Саэди. Держи себя в руках.
Мне на голову упала самая огромная бомба в моей жизни, Саэди. Мне нужна минутка..
Нет у нас минутки, Тайлер Джонс. Если то, что ты рассказал мне о…древнем враге, правда, каждая секунда дорога, а мы теряем их попусту в этой клетке, а между тем галактика все ближе к уничтожению.
Я хмурюсь, и гнев вспыхивает кроваво-алым в наших мыслях.
Думаешь, я этого не знаю?
Саэди смотрит на меня долгое безмолвное мгновение. Я чувствую её: её эмоции, мысли, всю её. Сложно собраться с мыслями, понять какие эмоции мои, а какие — её. Словно мы касаемся друг друга и одновременно. нет.
Я думаю, ты многого не знаешь, отвечает она.
Дыхание Творца, что еще?
Саэди поджимает голые ноги под себя, прислоняясь спиной к стене, сложив руки на груди.
Тебе лучше устроиться поудобнее, мальчик. Это будет сложно принять.
32
Кэл
Для всего есть притяжение.
Я сказал об этом Авроре не так давно. Глядя ей в глаза, я, наконец, признался во всем, что чувствовал к ней. Каждый атом в наших телах, каждый атом во вселенной оказывает гравитационное воздействие на другие атомы вокруг. Гравитация — одна из сил, сдерживающих всё на месте. Она неумолима. Ничто не поднимается и не падает. Вопрос не в «если», вопрос «когда». Мы, Сильдрати, верим, что всё подвержено циклу. Бесконечному кругу. Что однажды Вселенная прекратит расти; сила, порожденная взрывом, будет предопределена гравитацией. И в этом день Вселенная начнет сжиматься. Прекратит вращение по спирали, а будет падать внутрь, каждый атом вернется к исходной точке, сворачиваясь в сингулярность, с которой все и началось. Лишь для того, чтобы все началось сначала.
Все мы заложники притяжения.
Всех нас притягивает что-то.
Там, где всё когда-то началось, и там, где, насколько мне известно, всё должно закончиться. На Меридии я быстро нашел транспорт. В галактике нет недостатка в людях, которые боятся Звездоубийцы, которые наблюдают за развернувшейся трагедией между Террой и Несломленными, с абсолютной уверенностью в том, кто одержит победу. Однако мне потребовалось немало усилий, чтобы убедить Челлирианского контрабандиста переправить меня к армаде Несломленных, учитывая опасность приближения к самому большому флоту Несломленных, собранному со времен падения Сильдры. Но моей доли того небольшого состояния, которое адмирал Адамс и командир де Стой оставили нам в хранилище Изумрудного Города, оказалось достаточно, чтобы подкупить его душевное спокойствие.
Я задумался, а знали ли наши командиры, на что будут потрачены деньги, которые они нам оставили.
Если бы только они знали, куда меня это приведет.
Я стою в кабине с контрабандистом и его вторым пилотом — угрюмым райкеритом, у которого один рог, спиленный под корень. Контрабандист любит покурить и кабина полна вони, металлической и густой, которая исходит от горелки на консоли. Бормотание новостных лент разливается по кабине из звуковых систем кабины пилота. Складка вокруг нас такая же серое и безжизненное, точно грозовые тучи над моей головой. Через мониторы я наблюдаю за приближающимися кораблями Несломленных — четыре разведчика класса Призрак на курсе перехвата. Они приближаются к нам сквозь Складку, гладкие и смертоносные, собравшись на пороге земной системы. Их сила способна воспламенить небеса.
И посреди всего этого — он ждет меня.
Тень, из которой мне никогда не выбраться.
Сообщение от разведчика появляется сквозь новостные ленты на экране лишь касанием пальца контрабандиста. Перед собой я вижу молодого Несомненного адепта, у него на лбу глиф Порождений Войны, на сверкающих глазах темной полосой черная краска.
— Неопознанное судно, — хладнокровно произносит он. — Ты либо сумасшедший, либо суицидник. Отступи или умрешь. Это первое и последнее предупреждение.
Контрабандист смотрит на меня. Я касаюсь консоли пальцем и произношу:
— Я здесь, чтобы увидеться с отцом, — отвечаю я.
Взгляд адепта каменеет, как он замечает мой глиф на лбу и волосы, заплетенные в семь кос:
— Мы вот-вот вернем честь, которую Совет Сильдры попрал так давно, мальчик. Мы — смерть на черных крыльях, и сегодня мы уничтожим звезду.