…и с того самого дня жила она долго и счастливо.
Только в конце умерла.
А в середине ей разбили сердце.
Люциус Шепард. Красавица-дочь добытчика чешуиСтояла весна, и в воздухе сильно пахло гиацинтами. Даже лимузин украшали цветки гиацинта в маленьких подвесных вазах. Кейтлин этот запах ненавидела. Но терпела ради приличия.
– Как странно возвращаться после всего того, что со мною было, – заметила она.
– Надеюсь, странно в хорошем смысле, – отозвался шофер.
– Ну, в этот раз хоть не тошнит.
Прибыв в шато Сан-Мерси, Кейтлин созвала слуг. Они собрались в большом вестибюле при входе и выстроились шеренгами в соответствии со своим положением. (Крапивка стояла в самом последнем ряду, стеснялась, хлопала глазами, не знала, куда деть руки, и изо всех сил пыталась не привлекать внимания.) Кейтлин нарочито медленно обошла всех и заглянула каждому в глаза, чтобы все знали: она их видит и, как только узнает, запомнит все имена.
– Я леди Кейтлин из Дома Сан-Мерси, по праву майората, живучести и наследования глава Дома Сан-Мерси и, следовательно, ваш сеньор и работодатель. Если кто-то сомневается в законности моих притязаний, призываю того немедля бросить мне вызов. До первой крови, до третьей крови или до смерти – на ваш выбор. Есть желающие?
Немного выждав, Кейтлин сказала:
– Хорошо.
И сдала родовой меч обратно оружейнику, который забрал его и, коротко поклонившись, удалился.
– Грядут перемены, – объявила Кейтлин, – множество перемен. По нраву они вам придутся или нет – мало кого касается, кроме вас самих. Ваше дальнейшее процветание целиком и полностью зависит от того, насколько хорошо вы сумеете к ним приспособиться. – Потом она добавила, чтобы чуть подсластить пилюлю: – Всем, кто служил в этом доме три года и более, полагается десятипроцентная прибавка начиная с сегодняшнего дня и шесть бутылей лемурийского вина на каждый Бельтайн. Для тех, кто прослужил десять лет, – пятнадцать процентов и дюжина бутылей. Для тех, кто служил здесь еще до моего удочерения, – двадцать процентов и две дюжины.
Слуги зашептались. Для любого, кто знал об их профессиональной сдержанности, этот шепот прозвучал как громкие одобрительные крики.
– Все свободны. – Кейтлин повернулась к слугам спиной и ощутила, как они один за другим исчезают, возвращаясь к своим обязанностям.
Остаток дня и всю следующую неделю Кейтлин посвятила тому, чтобы освоиться с браздами правления. К ней приходили юристы и бухгалтеры. Управляющих поместья с пристрастием допросили; одну, которая так и не смогла объяснить, почему не сходится бюджет и почему она недавно ни с того ни с сего помолодела, уволили. Из самой чащобы заявилась делегация хобгоблинов и, в соответствии с правилами, восходившими еще ко временам основания Дома, вручила ей пять перышек голубой сойки и один превосходный желудь. В ответ Кейтлин одарила их серебром, отрезами жаккардового шелка и выдала столько самых лучших и больших, какие только есть на рынке, плоских телевизоров, сколько они смогли за день уволочь в свои норы.
После этого пришел черед «Заговорщиков». Кое-кого из менеджеров удалось уволить по статье. Другим пришлось выплачивать отступные. Каркассонское отделение закрыли, а все его активы передали в компании Дома Сан-Мерси. Это должно было отчасти компенсировать убытки, возникшие в результате падения Стеклянного Дома. Чтобы подыскать новую работу для канцелярских служащих, привлекли фирму по трудоустройству, а Лолли Подбочаг предложили досрочную пенсию на весьма выгодных условиях. Остальные, как сочла Кейтлин, могли и сами о себе позаботиться.
В свободное время, которого у нее оставалось очень мало, Кейтлин систематически обыскивала поместье, вычеркивая на карте, которую нарисовала по памяти, комнаты одну за другой.
Пока в одной темной гостиной в конце концов не обнаружила мать. Вдовствующая Дама прилегла отдохнуть на оттоманку, укрывшись вместо одеяла газетами. Она, по всей видимости, велела ни при каких обстоятельствах ее не беспокоить, потому что в комнате уже очень долго не прибирали. Газеты успели побуреть, сделаться хрупкими и обрасти толстым слоем пушистой пыли – точь-в-точь грибница, вскормленная грезами Вдовствующей Дамы.
Хотя времени, видимо, прошло немало, она все еще была жива.
На краткий чародейный миг Кейтлин испытала большое искушение запереть дверь, выбросить ключ в пруд с карпами-кои, расположенный к югу от особняка, и наложить на слуг гейс, чтобы никто никогда не заходил в эту комнату. Все совершенно законно. Но вместо этого она позвала горничных, попросила их выкинуть газеты, протереть пыль, убраться, пропылесосить, заменить кружевные занавески и золотые бархатные портьеры, поставить в цветочные вазы свежие тюльпаны (мать обожала тюльпаны), а в хрустальные положить фрукты.
