— Я хочу, чтобы ты пообещал мне никому ничего не говорить.
Кристофер смущенно кивнул.
— Это не болезнь, Кристофер. — Кристофер молчал.
— У меня будет ребенок. — Ее слова буквально ошеломили его. Он онемел и едва не задохнулся от боли в сердце. А Джиллиан негромко продолжала: — Как странно, что неизбежное оказалось для всех нас таким потрясением, правда?
Кристофер, борясь с душившим его гневом, сипло спросил:
— А он в курсе?
Лицо Джиллиан застыло.
— Нет.
— Он что, даже понятия об этом не имеет? — Джиллиан отвела глаза.
— До сих пор мне удавалось скрывать утреннее недомогание. — Она снова взглянула на него. — Мне нужно время, Кристофер. — Неожиданно по ее щекам побежали слезы. — Мне нужно время подумать.
— Джиллиан, я хотел бы… — заговорил Кристофер
И вдруг замолчал. Он не мог сказать, что ему хочется обнять ее и признаться в своей любви, в своем желании помогать ей и защищать ее. Но больше всего, всем сердцем он хотел, чтобы ребенок, которого носила Джиллиан, был его ребенком.
— Я знаю, Кристофер, чего тебе хотелось бы, — неожиданно проговорила Джиллиан, выводя его из задумчивости. — Тебе хотелось бы спасти Одри и меня от всех напастей, которые на нас свалились. Но мы же знаем, что это, увы, не в нашей власти. Но я хочу, чтобы ты знал… — голос Джиллиан предательски дрогнул: — Что бы ни случилось, я навсегда останусь твоей должницей за то, что ты для нас сделал.
— Ты ничего мне не должна, Джиллиан.
— Нет, ты не прав, — Джиллиан посмотрела на Одри. — Мы обе тебе обязаны.
— Мне не нужна ваша благодарность. Я просто хочу знать, что с вами все в порядке.
Джиллиан еще раз глубоко вздохнула:
— Со мной все будет хорошо. Просто… Мне просто нужно время, чтобы кое в чем разобраться.
Неуверенность, явно слышавшаяся в голосе Джиллиан, заставила сжаться его сердце. Кристофер обнял ее и прижал к своей груди, чувствуя, как она дрожит.
— Если бы только я мог избавить тебя от всего этого, — прошептал он.
Джиллиан открыла рот, чтобы ответить, да так и замерла. В соседней каюте раздались тяжелые шаги. Глаза Джиллиан широко раскрылись, и она торопливо выскользнула из объятий Кристофера. Он не успел даже встать, а она уже оказалась на ногах. Джиллиан едва успела затолкать подальше испачканную корзину и встать рядом с Одри, как в дверь властно постучали.
— Ты здесь, Джиллиан?
— Да, я здесь, — твердо ответила девушка. Дверь с треском распахнулась. Кристофер невольно сжал кулаки при виде ввалившегося в каюту капитана. Вид у Дерека был весьма помятый. Он подозрительно оглядел всех троих. Задержав взгляд на ночной рубашке Джиллиан и ее босых ногах, он требовательно спросил:
— Что здесь, черт возьми, происходит? — Джиллиан холодно посмотрела на него.
— Ты спал. Поскольку вернулся ты поздно, я подумала, что лучше всего дать тебе выспаться, и поэтому пришла сюда.
Глаза капитана сузились.
— Ты так беспокоилась о моем покое?
— Я беспокоилась о своем покое. Я предположила, что ты встанешь в дурном расположении духа, и, как вижу, не ошиблась.
Не потрудившись ответить, Дерек резко повернулся к Кристоферу:
— А ты что здесь потерял? — Кристофер едва сдержался.
— Я зашел за Одри, чтобы идти в таверну.
— Ну, так и топай туда. Да поживее!. — Кристофер бросил взгляд на Джиллиан и тут же услышал капитанский рык: — Ты что, оглох?
Кристофер взял Одри за руку и двинулся по коридору к трапу, успев услышать у себя за спиной, как капитан грубо сказал Джиллиан:
— Из моей каюты больше ни на шаг, пока не будешь одета достойным образом! Понятно?
Тихого ответа Джиллиан Кристофер не разобрал, зато гневный крик капитана был слышен прекрасно:
— Джиллиан!..
В коридоре раздались легкие шаги Джиллиан, следом протопал Дерек. У Кристофера упало сердце.
— Я тебя первый и последний раз предупреждаю, Джиллиан!
Войдя в каюту, взбешенный Дерек с силой захлопнул за собой дверь. Его гудевшая после вчерашнего голова снова начала раскалываться от тупой пульсирующей боли, и он мысленно выругался.
Джиллиан обернулась к нему. Ее чудесные небесно-голубые глаза метали молнии.
— Одета достойным образом… Даже чтобы навестить сестру в соседней каюте?
— Вот именно!
— Но это же полный идиотизм! Моя ночная рубашка не новость для Одри.
— Следует ли мне полагать, что она не новость и для Гибсона?
— Ты можешь полагать все, что пожелаешь!
— Я полагаю, что ты будешь подчиняться моим приказам!
— А если не буду, тогда что?
— Стерва! — разъяренный Дерек шагнул вперед. Пульсирующая боль, разрывавшая его голову на части, стала еще сильнее, желудок готов был вывернуться наизнанку, а язык горел так, будто с него содрали кожу. А тут еще эта стерва издевается над ним!
Дерек сжал кулаки. Будь он другим человеком, он бы сейчас…
Но он не был другим человеком. Кулаки медленно разжались, и он долгим тяжелым взглядом посмотрел на Джиллиан.
— Кажется, я не единственный, у кого сегодня утром дурное настроение.
— Да что ты? — Неповторимые в своей красоте брови Джиллиан презрительно приподнялись. — Удивительно, что ты это заметил. Ведь тебе, похоже, более интересны те места, где не спят всю ночь напролет.
Дерек вдруг стал непривычно тих. Высокомерная стерва… Она делает все, чтобы вывести его из себя. Как будто он обязан перед ней отчитываться в своих поступках! Ну, ладно, это мы еще посмотрим!
— Не делайте из меня дурака, мадам. — Джиллиан даже отшатнулась, услышав это ненавистное ей обращение. Дерек испытал почти физическое наслаждение при виде ее изменившегося лица и продолжил: — Вы почему-то вбили себе в голову, что мне следует отчитываться перед вами за мои ночные отлучки. — Дерек улыбнулся, но вышла лишь неприятная гримаса. — Так я не собираюсь давать никаких объяснений… мадам! — Голова просто раскалывалась, и ему пришлось чуть сбавить тон. — На тот случай, если вы кое-что запамятовали, напоминаю, что хозяин здесь я. Я тот, кто может требовать ответов на любые вопросы и кому все здесь подчиняются. Свободы лишили вас, а не меня. Я волен, распоряжаться моими днями и ночами, как пожелаю, без каких-либо запретов или обязательств, которых я на себя и не брал. И я буду проводить свое свободное время там, где мне нравится, с теми, с кем нравится, и без каких-либо объяснений.
Дерек замолчал, намеренно не замечая залившую лицо Джиллиан смертельную бледность, и холодно закончил:
