Виктор подтолкнул меня в спину, и я спрыгнула на пол.
— Эту комнату надо соединить с прихожей, сделать небольшой гардероб и поставить диванчики по стенам для ожидающих своих чад родителей. И стойку для администратора и кофе. Все любят халявный кофе, даже если это полная бурда. Кстати, у Арины получается отменный кофе, — на эту его фразу я заставила себя обернуться.
Он стоял, засунув руки в брюки, с наглой улыбкой на лице. Нет, он никогда так не смотрел ни на мою сестру, ни на кого из своих сотрудников — иначе ни о какой дружбе между ними не могло идти и речи: это была улыбка циника, безжалостного расчетливого дельца или чеширского кота, поймавшего мышку.
— Ира, люди радуются только чужому падению. Не надейся, что кто-то порадуется твоему успеху. Искреннюю поддержку трудно найти даже среди самых близких людей. Потому и ты не думай о других, думай о себе. Думай о том, что создашь из ничего нечто своими руками…
И он вынул руки из карманов. Мои же остались в джинсах, потому что секунду назад я приняла его позу, такую же наглую.
— И твоими деньгами, — дополнила я его фразу про "свои руки" без всякой паузы.
— Нашими деньгами. К тому времени, нашими. У меня нет личных сбережений для покупки новой квартиры, но для ремонта этой их будет предостаточно. Я не залезу в деньги фирмы. Это табу после истории с Костровым. Если вдруг не хватит, я возьму кредит…
— Зачем?
— Затем… Я не отвечаю на один и тот же вопрос несколько раз. Напряги память, у тебя получится, — он снова сунул обе руки в карманы, — И я не озвучу сумму, которая у нас есть, чтобы ты не ужималась. Сделай школу такой, какой бы ты попросила ее у волшебника с голубого вертолета.
Я опустила глаза, но лишь на миг.
— Витя, это слишком большой подарок. Я не могу его принять даже от самого близкого человека.
— Можешь, — ответил он ровно, не сводя глаз с моих губ. — Ты не представляешь, какой подарок делаешь мне. Будем считать это бартером, если ты все сводишь к цифрам, не видя за мной человека.
— К цифрам все сводишь ты. Я лишь играю по твоим правилам.
— Тогда играй дальше. Я люблю, когда играют по моим правилам. Пойдем, а то будто нас дальше стойки администратора не пускают…
Думала, он протянет руку. Нет. Даже не вынул ее из карманов, так и пошел вперед к двери, грозясь порвать карманы растопыренными пальцами.
Я вытерла о джинсы вспотевшие ладони и вошла следом за Виктором в коридор. Перепланировку наметили, но не закончили. Дальше квартира напоминала коммуналку — коридор и комнаты по обе его стороны, но мы прошли прямо в кухню. Большую и соединенную с последней комнатой. Но была тут еще дверь, ее и открыл Виктор.
— Кладовка или комната для кухарки. Размерами в скромный рабочий кабинет. Без окон, увы. Но ты не будешь проводить в нем двадцать четыре часа, так что, думаю, это хорошее место, чтобы закрыться на пять минут от проблем внешнего мира и выдохнуть. Ну или поплакать.
И он закрыл дверь.
— Тут кухню оставим кухней. Ты за столом тогда говорила, что в американских садиках детей с пеленок учат обслуживать себя самостоятельно. Сюда можно поставить столики для еды, ну, а со старшими проводить какие-нибудь кулинарные мастер-классы — учить названия ингредиентов на английском и, может, даже снимать для ютуба и родителей клипы. Что скажешь?
— Идея мне нравится, — и она мне действительно нравилась.
— Туалет сама посмотришь? Там надо будет сделать два входа — для мальчиков и для девочек. А остальное зависит от инженерного плана. Но здесь достаточно квадратных метров, чтобы ты сделала и отдельный класс аля настоящий школьный класс. Еще вопросы есть? Берешься за дело?
Я кивнула.
— Не слышу, — сказал он как-то развязно и грубо.
Я проглотила последнее сомнение и сказала:
— Я сделаю здесь школу.
Больше я ничего не добавила. Виктор вдруг улыбнулся. Добро. Будто скинул маску дельца.
— Хочешь чаю? Покрепче ничего не предлагаю. Не думаю, что ты станешь пить одна. Я не хочу, чтобы ты хоть что-то делала одна с этого дня. Если только в туалет я могу отпустить тебя одну. Вымой руки, у меня есть вкусный шоколад. Пока Глеб не видит.
Когда я вернулась, нельзя сказать, что из самой маленькой комнаты в квартире, перед Виктором на столе стояли две кружки. Одну он придвинул ко мне.
— Это ирландский горячий шоколад. Если растапливать его в молоке, будет вкуснее, но молоко скисло с четверга. Так что чем богаты…
Он улыбнулся. Я присела за стол напротив него, сделала глоток. Обжигающий. Как и его взгляд. Ну чего он тянет? Эта квартира не настолько нежилая, чтобы в ней не нашлось кровати… Диван в ней уж точно имеется. Не ждет же он, что я предложу ему это сама?
— Знаешь, о чем я подумал?
Ну наконец-то! Я сделала еще глоток. Шоколад уже не такой горячий. Наверное, передал всю горячность мне. Пусть в моих глазах отразится заинтересованность. Но язык пусть остается за зубами. Предлагать себя мальчикам против правил хороших девочек.
— О том, что было бы классно разнести все тут к чертовой матери самим… Помнишь, это у Родари, кажется, было… Раз в месяц детям всего города позволялось громить целый дом. И они потом весь месяц вели себя хорошо.
Я даже вздрогнуть не сумела от удивления. Только отпить еще шоколада, чтобы подсластить горечь обиды.
— Не помню такого. Но, может, ты и прав, и у него есть подобный рассказ.
— Ты совершенно не умеешь пить шоколад. Сейчас дам салфетку.
Я чуть не крикнула: слижи его лучше с моих губ! Что продукту пропадать! К счастью, сдержалась. Это все как-то троесортно и пошло.
Виктор протянул салфетку, но не отдал. Сам вытер мне лицо и отошел от стола, чтобы бросить салфетку в мусор.
— Я хочу еще кое-что тебе тут показать. Только закрой глаза и пообещай открыть их, только когда я разрешу.
— Хорошо, согласна.
Я закрыла глаза, решив не строить никаких догадок. Все они были грубые, не соответствующие моему рыцарю очень печального образа.
Виктор сжал мне руку и пригласил следовать за ним. Я поднялась со стула и тут же почувствовала спиной его грудь, которая должна была уберечь меня по дороге от острых углов. Вот он открыл дверь, мы вошли, и Виктор сразу закрыл ее у нас за спиной и попросил по-прежнему не открывать глаз. Выполнить просьбу было достаточно сложно — у меня так чесались глаза, будто в них попало мыло.
— Долго еще? — почти взмолилась я после, кажется, вечности вслушивания в шорохи, хлопки, шаги… Что он там делает?
— Терпение нужно не только мужчинам. Вам, женщинам, оно просто необходимо для общения с нами, но вам его при рождении втрое меньше отсыпают. Наверное, Бог так и не простил Еву…
