Книга Скажи мне все - Камбрия Брокманн

Техас, 1997 год

Был еще один жаркий день в Техасе. Я смотрела на улицу из окна столовой. Весь парадный фасад нашего дома состоял из окон – такой дизайн в стиле «модерн» середины двадцатого века нравился моей матери.

Проехали две девочки на велосипедах, чему-то смеясь. Я знала их по именам, мы познакомились уже давно, но мне не хотелось водить с ними компанию. Родители уже давно перестали предлагать, чтобы я поиграла с этими девочками.

Я сидела, скрестив ноги; на колене у меня лежала книжка в бумажной обложке. Я стащила ее с книжной полки родителей. Мне не следовало читать их книги без разрешения, но я сегодня проснулась не в том настроении, чтобы утруждать себя следованием правилам. Книга была о мальчике, который исследовал дикую природу, заблудился и умер, съев ядовитые ягоды. Я знала это, потому что всегда сначала читала последнюю страницу книги. Перевернула страницу, и бумага оставила легкий порез на моем пальце.

Я не обращала внимания на слова на белых листах. Я не могла сосредоточиться. Прислонилась лбом к стеклу; его поверхность приятно холодила кожу. Инстинктивное желание наклониться и погладить Бо охватило меня – и ушло; с каждым днем эта привычка ослабевала все сильнее. Мы не разговаривали о нем. С того дня все делали вид, будто Бо никогда не существовал, само его имя было под запретом.

Назавтра я должна была уехать к своей бабушке в Дирфилд. Родители сказали, что там мне будет весело, я смогу плавать в реке и кататься на фермерских лошадях. Они изображали восторг, поэтому я выдавила из себя улыбку, хотя внутри у меня все леденело.

Вчера вечером за ужином, когда мы все четверо сидели вместе, мать сказала нам, что этим летом мы будем работать над укреплением нашей семьи. Я не понимала, как я смогу этим заниматься, ведь меня не будет дома. Отец не смотрел мне в глаза, и я знала, что он больше не будет вступаться за меня. Услышав слово «семья», я взглянула на Леви, а он ухмыльнулся мне, когда родители не смотрели на него. Мать положила руку ему на плечо, и он обратил на нее сладкий, точно сироп, взгляд, от которого мне захотелось закричать.

Он никогда не изменился бы. Мои родители были слепы. Я понимала: это потому, что они привели его в этот мир, он был их сыном. Поэтому они думали, что смогут исправить его. Я понимала, почему они не смогут исправить Леви по-настоящему, не смогут отправить его туда, где им займутся профессионалы. Моя мать боялась потерять своего ребенка, и этот страх делал ее слабой и уязвимой. Леви знал это. Он использовал ее любовь. Думаю, отец знал, что Леви неисправим, но хотел сделать мать счастливой. Он не должен был допускать эту ошибку.

Леви был плохим. Все было просто. Черное и белое. Я видела это, в то время как остальные не видели. В моем брате нечего было исправлять – то, что было в нем, так и осталось бы в нем. Я знала это по одной простой причине, но никому не могла об этом сказать. Это была моя тайна.

Может быть, мои родители и были слепы, но я – нет. Они учили меня, что когда ты любишь кого-то, как родители любят ребенка, ты можешь сознательно игнорировать плохие вещи, и это заставляет тебя принимать дурные решения. Но я не любила Леви. Я была единственной, кто мог решить правильно и сделать все лучше.

У нас была новая няня. Лейн мои родители «ушли», как сказала моя мать. Наша новая няня была пухлой латиноамериканкой по имени Соня. Она была доброй, заплетала мне косички, и разговаривала со мной по-испански, и готовила нам на обед кесадильи[17]. Я слышала, как она пылесосит в комнате моих родителей.

Я оглянулась через плечо на другую сторону столовой, где окно выходило на задний двор. Наш стеклянный дом, такой хрупкий… Краем глаза я следила за Леви, который держал в руках палку и бил ею по стволу нашего дерева. Я слышала, как отец один раз тихим голосом сказал матери: «Безделье плохо сказывается на нем. Его надо чем-то занимать, ставить перед ним задачи».

Я посмотрела на часы на панели микроволновки. 16:37. Моя мать приедет домой к пяти часам вечера. Я была рада, что скоро она станет счастливой, вернется к прежнему своему «я». Скоро все будет в порядке. Я закрыла книгу и оставила ее на полу.

Выйдя наружу, услышала, как стрекочут цикады, перекликаясь друг с другом в душном воздухе. Я прошла туда, где вымощенное камнем патио переходило в травянистую поверхность, и ступила на сухую землю. Окинула взглядом лужайку, на которой тут и там стояли керамические горшки с цветами и росли низкие пальмы. Отец проводил здесь много времени, ухаживая за растениями, чтобы наш задний двор выглядел красиво. Я направилась к большому дереву в дальнем углу, где Леви уже разломал свою палку на маленькие кусочки.

– Хочешь поиграть? – спросила я.

Брат посмотрел на меня так, словно я выдернула его из какого-то очень глубокого места в его собственной голове.

– Поиграть? – переспросил он.

Я осознала, насколько необычным это было для нас. Мы уже давным-давно не играли вместе. Я не хотела, чтобы он что-то заподозрил.

– Полезем на дерево, – предложила я. – Поиграем в шпионов.

Это было одним из любимых занятий Леви. С высокого помоста, на котором стоял наш древесный домик, мы могли видеть три других задних двора. Когда-то Леви кидал оттуда камешки в людей и домашних животных, пока отец не застал его за этим и не велел прекратить. В одной из щелей домика у нас был спрятан блокнот, куда мы записывали привычки наших соседей, отмечали каждое их действие. Прошло уже несколько месяцев, может быть, год, с тех пор как мы в последний раз делали это вместе.

Леви, посмотрев на меня, ответил не сразу. Он любил держать меня в неуверенности – еще одно из его развлечений. Думал, что мне становится не по себе, когда я не получаю ответа, но я никогда не была против такого молчания. Спустя минуту он бросил:

– Ладно.

Я вслед за ним влезла по деревянной приставной лестнице, тщательно следя, чтобы не занозить ладони и ступни. Там, где солнце пробивалось сквозь листву, дерево было теплым на ощупь.

Леви перегнулся через низкие перила. Он рос; там, где его тело не было прикрыто футболкой и шортами, выступали крепкие мышцы. Загар у него был темнее, чем у меня: моя кожа была скорее как у матери, а его – как у отца. Я отметила, какие сильные у Леви пальцы. Края у его ногтей были неровными, он постоянно их обгрызал. Я вспомнила о том, как девочки в школе вечно твердили мне, какой у меня симпатичный старший брат. Я не замечала ничего подобного – все, что я видела, было уродливым. Я жалела о том, что он был так похож на моего отца. Леви не заслуживал быть похожим на него.