— Что, простите? — сажусь ровно за столом.
Улыбка пропадает с лица, а мышцы начинают напрягаться.
— Вы о чем? — слышу в трубке удивленный голос Александра Сергеевича.
— Я о Москве, — говорю чуть ли не по слогам.
— Я так понимаю, вы не в курсе?
— Не в курсе чего?
Долго он будет мурыжить меня своими вопросами и намеками? Какая, нахрен, Москва? И что вообще происходит? Правая рука лежит на столе и сжимается в кулак. Только бы снова не сорваться.
— Миланской предложили место в одном из московских престижных издательств. Интервью с вами — это последнее, что мы напечатаем под ее псевдонимом, — спокойно объясняет Александров.
— Печатайте, что хотите. Я не возражаю, — и нажимаю сброс.
Злость закипает внутри, и я делаю пару глубоких вдохов и резких выдохов, чтобы унять свою несдержанность. Она собирается меня бросить и уехать в столицу. Не может этого быть, Катя на такое не способна. Это какая-то ошибка. Но в голове уже звенит колокол с одним единственным словом «Москва».
Так, стоп! Если я правильно понимаю, место ей предложили давно, еще до знакомства со мной. А ее шеф неправильно все понял, решив, что она и сейчас собирается переезжать в столицу. Вздох облегчения вырывается из груди, и я откидываюсь на спинку кресла, закрывая глаза.
Сейчас Катя вернется и все популярно мне объяснит. Не может она перечеркнуть всё, что между нами было, и уехать. Остается только подождать немного. А стрелки часов, как назло, ползут как черепахи.
Катя
Бросаю машину возле ворот и направляюсь к дому. На улице похолодало, дует сильный ветер, а небо чернеет с каждой минут. Кое-где уже гремит гром, но я не обращаю на это внимание, ускоряя шаг, чтобы через пару минут попасть в крепкие мужские объятия. Которые согреют, несмотря на холод и промозглый ветер, хотя лето еще не закончилось.
Уже в доме вспоминаю, что забыла сумочку с документами в машине — да и черт с ней, потом заберу. Так же хочется его скорее увидеть. Какая-то я ненасытная стала в последнее время, сама себя не узнаю. Как говорится, с кем поведешься.
Открываю дверь в кабинет — Вишневский с хмурым видом наблюдает, как я к нему приближаюсь. Видимо зол на меня, что я задержалась в редакции.
Подхожу ближе, наклоняюсь и пытаюсь его поцеловать, но он отворачивается.
— Не поняла, — выпрямляюсь в полный рост и с удивлением смотрю на Артема. — Что это на тебя нашло? — усмехаюсь. — Я старалась побыстрее, но, — развожу руками, — немного задержалась. Забегала к Степе поболтать, давно не виделись.
— Давно не виделись, говоришь, — откидывается на спинку кресла, сверля меня взглядом. Да что за бес в него вселился за время моего отсутствия? — Степа ж куда важнее меня.
— Вишневский, не ревнуй, — улыбка расползается на лице. Как же мне приятно, что он так реагирует на любое упоминание мужского имени. Ревнует, значит я ему небезразлична. Протягиваю руку, чтобы провести по его голове, но парень ее перехватывает, опуская вниз. — Да что случилось?
— Это я у тебя хочу спросить, что случилось.
Не нравится мне его тон и выражение лица. Не совсем понимаю, точнее совсем не понимаю, о чем идет речь, но пятой точкой чувствую какую-то пакость.
— Если ты и дальше будешь говорить загадками, то я лучше пойду. Вернусь, когда у тебя улучшится настроение, — разворачиваюсь к парню спиной, но он вскакивает с кресла, хватая меня за руку. — Мне больно, — поднимаю на него взгляд.
Он ослабевает хватку, но его пальцы по-прежнему впиваются в кожу. Что же происходит, черт возьми? Хорошее настроение резко делает скачок вниз, не желая возвращаться на место. По крайней мере, пока.
— Звонил твой главред, — начинает медленно Вишневский, не переставая меня сканировать. — Интересовался, не подам ли я на него в суд из-за интервью, так как Катя Миланская уезжает в Москву. Может, объяснишь?
Теперь становится понятно и его хмурое лицо, и плохое настроение, и даже вспыльчивое хватание за руку. И кто просил Сергеича раскрывать все карты?
— Объясню, — смотрю на его руку, потом перевожу взгляд на лицо. — Если ты сейчас отпустишь меня, успокоишься и будешь готов выслушать все мои аргументы.
Мужские пальцы медленно разжимаются, но лицо Артема по-прежнему пылает гневом.
— Я спокоен, — произносит негромко. — И готов выслушать.
— Два месяца назад меня заметило одно очень известное московское издательство, — начинаю издалека, чтобы дать себе время собраться с мыслями и донести их правильно до парня. — Предложили работать у них. Первый контракт на полгода, дальше будет видно. Одно из условий — это проживание в столице, так как регулярно надо появляться в редакции, — Артем молчит, глядя пристально на меня. Желваки на скулах ходят ходуном, а руки в карманах. Не пойму, зачем так нервничать и накручивать себя на ровном месте. — Я согласилась, — заканчиваю тихо. — Твое интервью — это моя последняя статья в нашем журнале, так сказать, напоследок. Сергеич дает прекрасные рекомендации и отпускает с миром.
— А как же я? — задает свой вопрос с каменным лицом.
— А что ты?
— То есть меня ты в расчет не берешь? — продолжает давить. — Интересно, а ты вообще собиралась мне говорить об этом или нет?
— Собиралась, — киваю утвердительно головой. — Попозже.
— Замечательно, — вспыхивает как спичка. — И как ты представляешь наши с тобой дальнейшие отношения? Или ты их в принципе не представляешь? — делает шаг в мою сторону. Лицо пылает гневом, и я очень боюсь, что он сейчас сорвется.
— Москва же не на другом конце света, — тяжело вздыхаю. — Будем ездить друг к другу в гости.
— А в остальное время заниматься сексом по телефону, — перебивает меня. — Прекрасно. Я смотрю, ты все решила за двоих.
— А тебя только секс интересует, — теперь моя очередь заводиться. — Тебя, Вишневский, интересует только твои собственные желания — хочу секса, желательно побольше. А это очень удобно, когда Катя под рукой, — последнюю фразу произношу на одном дыхании.
— Ты дура, если так думаешь, — начинает орать. — Ты вообще, что ли, с головой не дружишь?
— Вот и пообщались, — снова разворачиваюсь, но Артем опять хватает меня за руку.
— Подожди, — вижу, что пытается привести дыхание в норму и успокоиться. Я и сама уже на взводе после его слов. — Давай с самого начала, что-то я совсем запутался.
— Потому что ты думаешь только о себе. И тебе плевать на мнения и желания окружающих. Вишневский хочет это, Вишневский хочет то, и все пляшут под твою дудку.
— Ладно, — отпускает мою руку. — Объясни мне, чего хочешь ты.
— Я хочу, чтобы моя мечта осуществилась, и я стала известной журналисткой, — пытаюсь унять дрожь в теле и выровнять дыхание. А то, чувствую, мы сейчас договоримся. — Я слишком много сделала для этого, чтобы сейчас упустить такой шанс. Дай мне хотя бы попробовать.
