Вырвав у нее свою руку, я уехала. Глупо, признаю. Но я словно бы освободилось от нее и ее телячьей веры в плетение корзинок и разведение рыбок в качестве терапии для души. Все эти задания, призванные помочь мне обуздать свои эмоции, повзрослеть и начать по-настоящему чувствовать. Что приводит вас в бешенство? Что огорчает? Что пугает? Обалдеть, до такого додумался бы даже Чарли! Признаю, иногда мне нравилось с ней заниматься. Она была такой простодушной и полезной. И даже более предсказуемой, чем Уэйн.
* * *
Пришел мальчик-подросток, собиравший плату за пользование пляжными зонтиками и стульями. Пока он засовывал мои деньги себе в поясную сумку, я поискала глазами Чарли и увидела, что теперь его замок ему помогала строить симпатичная пухленькая полуголая девочка с косичками. Я бросила взгляд на общественный туалет, но тут же сказала себе «нет». Я не могла оставить Чарли без присмотра, пусть мне и казалось, что меня вот-вот вырвет. Так что я заставила себя проглотить вкус озерной воды и подавить поднимавшийся внутри меня страх перед тем, что они могли выяснить. Стараясь не обращать внимания на боль, я отхлебнула «Макуа» и вытерла пот со своего лба.
Дома дела были плохи. Я задумалась, говорил ли кто-нибудь с той женщиной из тренажерного зала, которую я ударила во время занятия по кардиокикбоксингу. Полагаю, сейчас ее лицо должно было выглядеть не лучше моего. А еще мне было интересно, осталась ли запись с камеры наблюдения, на которой я цапаюсь с охранником в «Плазе», после того как порвала черное крестьянское платье в магазине и сказала невоспитанной девчонке-продавщице, чтобы она вытерла им свою задницу.
Моя тревога не ослабевала, но я использовала свою панику как стимул для того, чтобы жить на полную катушку, жить здесь и сейчас. Пока не произошло неизбежное. Я хотела, чтобы Чарли запомнил каждый день своего существования, зная, что любой из них мог стать последним. В любой день семейный отдых на озере мог обернуться кошмаром. Я хотела жить и быть вместе с Чарли. Единственная положительная сторона всего этого хаоса. Иногда мне казалось, что я всегда хотела лишь этого.
Только посмотрите на него. Я не могла оторвать от него взгляд. Он загорел, и карамельный оттенок кожи отлично гармонировал с его шоколадными глазами. Он был похож на Иэна, только с моими непослушными волосами. Глядя на то, как он, оставив свои пластмассовые грузовички, начал делать с помощью прихваченных из «Игуаны» прозрачных одноразовых стаканчиков башенки для своего замка, я почувствовала, что у меня сердце защемило от любви.
Сидевшая на пляжном полотенце мать маленькой девочки позвала ее к себе и дала ей банан. Чарли подошел ко мне.
– Мамочка, – жизнерадостно сказал он, – помоги мне найти ракушки, чтобы сделать стены красивыми!
– Да, детка, – ответила я. – Две минутки. Дай мне допить свой напиток.
Он редко спрашивает об Иэне. Я выбросила его супергеройские браслеты в мусор и печальным голосом сказала ему, что они потерялись. Чарли и так не видел Иэна по полгода. Но он часто задает вопросы о том, когда мы сможем съездить к бабушке с дедушкой. А прошлым вечером Чарли спросил, что случилось с Джоанной.
– Она отправилась плавать и не вернулась, – сказала я.
– Почему? – спросил он.
– Она отплыла слишком далеко от лодки, – ответила я. – Ей нельзя было так делать, правда?
– Нет, она была плохая.
На секунду выражение лица Чарли стало сердитым и задумчивым. Я не сомневалась, что он вспомнил, как она ущипнула его в ту ночь.
И он был прав. Она была плохая. Сумма, которую Иэн отложил на пенсию, была смехотворной. Как, по его мнению, мы должны были прожить следующие тридцать-сорок лет всего на несколько миллионов долларов? Ах да, мы бы выращивали свои собственные овощи и готовили рагу из подстреленных в Монтане кроликов.
Для Джо деньги никогда не играли ключевой роли. Она сделала это не потому, что ее карьера пошла под откос и она оказалась на мели, а потому, что я сказала ей, что Иэн причинил нам боль, и солгала, что он был рад тому, что она потеряла ребенка.
Впрочем, пусть она согласилась мне помочь и не из-за этого, Джо не возражала против роскошной жизни. Как только мы отвели от себя подозрения и все закончилось, как только у нас появилось новое окружение, как только мы сняли дом на побережье Никарагуа, она начала мне завидовать. Она стала жадной. Она хотела отделиться.
Но она позволила себе кое-что и похуже. Кое-что еще более непростительное, чем то, что она ущипнула моего ребенка у меня на глазах. Она начала демонстративно опасаться за меня.
– Мэдди, – могла сказать она, увидев, что я стою в ванной, глядя в запотевшее зеркало, – ты в порядке? Ты все время сжимаешь и разжимаешь кулаки, а твои глаза выглядят странно.
– Мэдди, – говорила она, обнаружив меня опустившей голову в наполненный умывальник и пытавшейся вспомнить, каково это, когда вода наполняет легкие, – давай обратимся за помощью, ладно?
Джоанна начала задумываться о том, что, возможно, ей следует проводить больше времени с Чарли, чтобы я могла отдохнуть.
Она начала пытаться стать ему мамой. «Передохни, Мэдди. Я свожу его на пляж. Почему бы тебе не вздремнуть? А мы с Чарли сходим к его другу Педро на детскую площадку. Папа Педро очень горячая штучка! Ты не против, если я куплю мяч и начну учить Чарли играть в футбол?»
Хрен тебе! К тому же сбережения Иэна предназначались для нас с Чарли, а не для никарагуанских курортных фантазий Джоанны, каждый день требовавшей оплачивать дорогие гидрокостюмы, очки для плавания, снаряжение для дайвинга, ароматические массажи, экипировку для скалолазания и «уроки сальсы с Энрике». Полагаю, она считала, что это были кровавые деньги – плата за убийство.
А вот и нет, сука. Это мои деньги. Это мой ребенок. Ты не отберешь у меня все это в последнюю минуту. Теперь я знаю, чего ты хочешь. Ребенка Иэна. Того, которого ты лишилась.
Джоанна всегда была отличной пловчихой. Мы с Чарли привыкли к тому, что она надолго исчезала в океане. Однажды мы арендовали маленькую рыбацкую лодку, чтобы покататься вместе с Чарли. Когда Джо отправилась плавать, я дала Чарли дозу снотворного и устроила его поудобнее на куче спасательных жилетов и полотенец. Оказывается, практически невозможно забраться в маленькую рыбацкую лодку, если из нее не опустят в воду лестницу. Еще сложнее выбраться из океана на борт, если человек в лодке отталкивает пловца веслом. Когда пловец начинает орать и обзывать тебя сукой, отталкивать его становится все легче и легче. Тебе начинает хотеться бить его веслом по голове, в результате чего вода окрашивается кровью. Интересно, у побережья Никарагуа водятся акулы? Если да, то это было бы очень кстати. Сложнее всего, когда пловец с разметавшимися волосами выныривает из красной от крови воды и с рыданиями и мольбой тянет к тебе руки. Но я смогла. Я должна была сделать это ради Чарли, моего милого мальчика, моей сладкой козявки-малявки. За все это время он ни разу даже не проснулся.
Я смотрела на него. Серьезно и внимательно, когда он выискивал редкие переливчатые ракушки, для того чтобы украсить ими фасад своего сказочного замка.
