— Сигурд, убей англичан! — взвизгнул Асгот и ткнул копьем в сторону уэссексцев.
Те попятились прочь от скандинавов, а Пенда с вызовом сверкнул глазами на Сигурда.
— Асгот, эти люди достойно показали себя в бою, — сказал я, вперив в жреца кровавый глаз. — Неужели ты готов убивать все живое, если это не норвежцы?
— Ты же знаешь, Ворон, что это так, — оскалился старый годи, показывая черные зубы.
— Мы возвращаемся в Уэссекс, — объявил Сигурд.
Ярл посмотрел сначала на Улафа, затем на Кнута, рулевого «Змея». Оба кивнули.
— Мы возвращаемся в Уэссекс, — повторил ярл. — Нам надо забирать свои корабли, пока этот английский пес их не сжег.
— Эльдред не станет этого делать, господин, — сказал я по-английски, сжимая рукоятку меча, висящего на поясе, и оглядываясь на Веохстана. — Он возьмет их себе. Разве есть на свете суда, на которых можно переплыть море быстрее и безопаснее, чем на этих?
— Ворон прав, — согласился Веохстан и бросил взгляд на сестру. — У моего отца есть пара плоскодонных барок, но ничего такого, чем можно было бы гордиться, что вскружило бы голову королю.
Нас переполняла испепеляющая ярость. Мы секирами прорубили брешь в стене короля Оффы. Ведь Кинетрит переправилась через Уай выше по течению и сейчас не хотела оставлять свою кобылу. Мы покинули Уэльс и повернули на юг, в сторону леса Хвикке, двинулись в западню, приготовленную для нас вероломным уэссекским олдерменом.
* * *
— Они уже близко, — предупредил через какое-то время Бьярни и повернулся к Асготу.
Старый годи стоял, прижимаясь ухом к стволу дуба, расщепленного молнией.
— Он прав, Сигурд, — пробормотал жрец. — Теперь уже совсем скоро.
Ярл угрюмо кивнул и поцеловал железный обод своего круглого щита. Он поместил шестерых оставшихся в живых уэссексцев внутрь волчьей стаи, чтобы в случае необходимости его люди могли их быстро перебить. Асгот и Улаф умоляли ярла разоружить англичан, но Сигурд решительно отказался. Он не позволил и Пенде развернуть знамя олдермена Эльдреда со скачущим оленем. На копье Хакона трепетало красное полотнище с оскаленной волчьей головой.
— Возможно, этим англичанам еще придется сказать свое слово, — пробормотал Сигурд, сжимая плечо старого друга Улафа. — Пока что пусть они останутся со своими мечами.
Мы шли тихо, надев кольчуги и шлемы, держа наготове щиты и копья. Каждый воин был поглощен мыслями о предстоящей битве. Норвежцы не знали этих мест, а Сигурд не доверял англичанам настолько, чтобы просить их о помощи. Поэтому мы шагнули прямиком в западню. Из зарослей бузины и сладкого шиповника на нас обрушился град стрел. Хакон, сраженный в глаз, упал. Он нес знамя Сигурда в самом сердце отряда. Именно тем, кто находился рядом с ним, досталось больше всего. Уэссексцев разили стрелы их земляков, а волчья стая образовала круг, закрылась от невидимого врага раскрашенными щитами. Стрелы свистели между деревьями, сбивали ярко-зеленые листья, впивались в липовые доски или отлетали от кольчуг.
Наверное, людям Пенды хотелось докричаться до своих соплеменников, но они понимали, что в этом случае норвежцы, стоявшие вокруг, прикончат их. Что же касается самого Пенды, то в воздухе запахло кровью, начался бой. Для него только это и имело значение.
Тут и там слышались крики тех, кого поражали стрелы, однако лес оставался на удивление тихим. Наконечник отскочил от края моего щита, и я вполголоса выругался. Не так давно я проводил целые дни напролет в таком же лесу, выбирал и валил деревья топором Эльхстана. Но теперь сталь, сжатая в моей руке, предназначалась для того, чтобы валить людей. В моем желудке царил ледяной холод, порожденный страхом.
— Ребята, держим щиты высоко поднятыми, — словно со стороны донесся до меня собственный голос.
Но кто я был такой, чтобы давать советы этим воинам? Они знали свое дело, терпеливо переносили смертоносный дождь стрел, дожидались возможности встретиться с врагами лицом к лицу. Даже уэссексцы кипели, укрываясь за щитами, и проклинали сородичей. У меня мелькнула мысль о том, обнажат ли они мечи против своих. Такое будет вполне возможно, если их хорошенько разозлить. Вероятно, именно на это и рассчитывал Сигурд, когда говорил, что англичанам еще предстоит сказать свое слово. Постепенно поток стрел стал редеть, а затем и вовсе иссяк.
— Если бы не наши кольчуги, то мы уже распивали бы мед в зале Отца всех, — заметил Бьярни, выковыривая сломанную стрелу из колец бриньи.
Все же несколько норвежцев и трое англичан лежали на земле, утыканные стрелами. Лес ожил криками и звериным воем, вырывавшимися из густой листвы и призванными сбивать нас с толку и вселять ужас. Я напрягся, оглядел тех, кто стоял рядом. Слева от меня был Бьярни, справа — Пенда. Наконец англичане выскочили из-за деревьев. Они метнули в нас копья и навалились на строй скандинавов со всех сторон с топорами, мечами и своими щитами. Пенда сделал выбор и вонзил меч в горло воина, напавшего на него. Теперь речь шла о том, чтобы сражаться или умереть.
Шум битвы разорвал женский крик, подобный орлиному. Я быстро оглянулся и увидел Кинетрит, застывшую на коленях над Веохстаном, распростертым на земле. Она была перепачкана ярко-алой кровью. Я изрыгнул проклятие, ударил по щиту врага и рассек его пополам. Затем я рубанул противника еще раз и еще. Потом Бьярни воткнул копье в щеку англичанина с такой силой, что оно вышло с другой стороны. Кто-то оттащил убитого назад, и его место занял другой воин. Начался смертельный танец с мечами, который должен был завершиться гибелью одного из нас.
Странно, но в самый разгар боя воины иной раз говорят друг с другом. Порой царит безмолвие отдельных поединков, но так бывает не всегда. Мы с Пендой навалились на щиты, стараясь хоть немного отпихнуть англичан, чтобы можно было орудовать мечами.
— Видишь того выродка вон там, в зарослях? — спросил Пенда, стиснув зубы от напряжения.
У него на затылке под кожей толстыми нитями вздулись вены.
— Не могу сейчас оглянуться, Пенда, — прорычал я, втянул голову в плечи и увернулся от острия копья, прошедшего над щитом.
— Это Маугер. — Пенда сплюнул. — Любимчик Эльдреда. Ты ведь его знаешь, так?
— Знаю, — подтвердил я. — Если выберусь из этой передряги, то обязательно его убью.
— Он мой, парень! — оскалился Пенда.
Я слышал, как Сигурд подбадривал норвежцев, стоявших рядом с ним, и осыпал оскорблениями англичан. Ярл призывал волчью стаю заставить врага заплатить за предательство большой кровью. Когда давление на нас стало особенно сильным, он начал выкрикивать имена жен и невест, оставшихся дома, призывал воинов совершить во славу их великие подвиги. Норвежцы сражались, как демоны. Предводитель не мог ждать от них меньшего, ибо привел с собой не обычный военный отряд. Это были лучшие воины, когда-либо пересекавшие сердитое серое море. Сигурд отобрал их за мастерство, храбрость и любовь к кровавой славе.
