– Вот здесь вода для умывания. А это… это ваша одежда. – Экономка указала на левую кровать. Там на стеганом покрывале лежала аккуратная стопка – черная шерсть и белый лен. – Возможно, придется подогнать по размеру, вы можете сделать это и сами, в свободное время. Под умывальным столиком есть шкатулка с принадлежностями для рукоделия, ею можно пользоваться. Впрочем, мне кажется, все должно подойти. По-моему, размер у вас точно такой же, как у горничной мисс Дарси.
Сара поставила сундучок на левую кровать, примяв покрывало. Миссис Рейнольдс взяла свечу с умывальника, зажгла ее от своей и вернула на место.
– Ваша соседка – Энн, горничная мисс Дарси. Пока вы не приехали, она прислуживала и миссис Дарси. Энн ознакомит вас со всеми особенностями службы здесь, в Пемберли. А если вы спуститесь в мою комнату, когда умоетесь и переоденетесь, я предложу вам ужин, а потом покажу, как пройти в гардеробную миссис Дарси. Энн к тому времени уже начнет распаковывать вещи, вы ей поможете.
– Спасибо, мэм.
– Я уверена, вам будет здесь хорошо, – ответила та. – Вы кажетесь мне достойной и славной девушкой.
– Благодарю вас, миссис Рейнольдс.
Экономка совсем уж было собралась выйти, но задержалась.
– Нам – думаю, вы это и сами понимаете, – было небезынтересно, какой вы окажетесь. Ведь о вас лично мы ничего не знали, зато было известно, из какого вы дома. Лонгборн – маленькое имение, и, возможно, там ко всему подходят с другими мерками. Но, полагаю, вы здесь прекрасно придетесь ко двору.
После этого домоправительница удалилась и унесла с собой свечу.
Предстояло протянуть еще несколько часов. Долгих, долгих, долгих часов.
Сара села, сняла капор и положила рядом с собой на покрывало. Теперь у нее была собственная кровать. Она стащила накидку, бросила на пол, посмотрела на свои старые ботинки, такие знакомые на непривычном коврике, сделанном чужими руками из незнакомых ей лоскутов. В Лонгборне она бы тотчас признала каждый старый спенсер, камзол или одеяло, которые пошли на его изготовление.
Но теперь ни к чему и вспоминать об этом.
Сара встала, намочила край полотенца, отжала, как следует обтерла лицо и шею, вымыла за ушами, потом почистила ногти. Отмывшись и вытершись, она выудила из кармана юбки ключ и открыла свой сундучок. Достав и надев свой лучший чепец, который миссис Хилл украсила новой лентой, Сара тщательно убрала под него волосы. Затем надела форменное платье горничной (оно оказалось широковато в талии, груди и под мышками) и заправила в вырез шейную косынку. Хотелось переобуться, потому что ноги болели от усталости, а ботинки были ношеными и неудобными, но тут уж ничего не поделаешь. Она подняла свечу и, закрыв за собой дверь, пересчитала все двери до лестницы, чтобы не сбиться на обратном пути.
Сара честно старалась полюбить Пемберли. Как ей и предрекали, работа здесь была намного легче по сравнению с тем, к чему она привыкла в Лонгборне. Здесь не испытывали недостатка в рабочих руках: было кому бегать за водой, дровами и углем, стряпать, чистить и мыть. Шла неделя за неделей, а ей ни разу не попалось на глаза ведро для свиней, да и самих свиней тоже не было видно, хотя, конечно, они непременно имеются в любом хозяйстве, даже в таком, как Пемберли. В обязанности Сары входило лишь одно: забота о миссис Дарси, ее одежде и украшениях. Но совсем неожиданно это простое дело обернулось истинным подвигом Геракла.
Элизабет, наделенная природной красотой и очарованием, лишь до разумных пределов интересовалась собственной внешностью. Балы и праздники стоили того, чтобы наряжаться, но повседневным туалетам юная леди не придавала большого значения. Она, не задумываясь, выходила к семейному завтраку с замызганным подолом, раскрасневшимися щеками и лоснящимся носом, а собираясь на чай к соседям, могла беспечно надеть выцветшее платье, из которого выросла старшая сестра. Теперь, однако, к сидению перед туалетным столиком она относилась не менее серьезно и истово, чем к молитве.
– Так хорошо?
– Очень хорошо.
– Ты действительно так считаешь?
Сара убирала волосы молодой женщины перед выходом к завтраку, перевивая локоны лентой.
– Конечно. Даже намного лучше, чем просто хорошо. Вы выглядите прелестно.
Элизабет и не улыбнулась:
– Постарайся понять, Сара, я волнуюсь, потому что хочу в точности соответствовать его ожиданиям.
– Я уверена, что вы в этом преуспеете.
– Ты не понимаешь, Сара. Ты и впрямь ничего в этом не понимаешь.
Вечером, когда Сара вернулась в гардеробную миссис Дарси, чтобы снова причесать ее к ужину, она обнаружила там Энн – с ароматным маслом для волос и жемчугом. Сара оказалась не у дел. Конечно же, горничная мисс Дарси куда лучше разбиралась в современных модах – она-то за время службы успела не раз побывать в Бате, Лондоне и Рэмсгейте.
Поместье Пемберли было поистине восхитительно. С приближением Рождества мороз посеребрил землю и деревья, и красота пейзажа, наверное, утешала тех, кто мог погулять по лесу и собрать остролист для украшения каминов, плющ, которым увивали рамы картин, или омелу, чтобы развесить ее на канделябрах. Но что было до этой красоты Саре, обреченной все свое время проводить с шитьем в гардеробной миссис Дарси? Ей не доводилось даже выйти погулять. После утреннего одевания Сара передавала миссис Дарси с рук на руки Энн, та занималась ее волосами, а сама получала приказ отправляться в гардеробную и больше до самого ужина не встречала ни одной живой души.
Почти сразу же стало ясно, что здесь ей не доверят даже самого простого дела. Прибывали посылки с тканями, Сара разворачивала их, осматривала материю, проверяя, нет ли изъянов, вдыхала ароматы лондонских магазинов – экзотические, пряные, немного развратные – и снова раскладывала по коробкам. Ткани увозили в город, к портному, после чего Сара снова видела их уже в виде готового платья в шкафу. Ей поручали починку одежды да шитье нижнего белья. Работать приходилось с тончайшим белым батистом и шелком. Когда-то Саре казалось, что иметь дело с такими материями – сплошное удовольствие, а оказалось, что это не только кропотливый труд, от которого сводит пальцы и устают глаза, но и на редкость скучное занятие: мелкими стежками пришивать ленты и кружево, чинить отпоротые подолы, подрубать швы на сорочках и нижних юбках. Эта работа не требовала опыта и не доставляла ни малейшего удовлетворения. Часто девушка отвлекалась и, задумавшись, подолгу глядела в окно, на лужайки возле дома и раскинувшиеся вдали земли. Забыв о шитье на коленях, она сидела, уставив невидящий взгляд на заиндевелый парк, лесистые холмы и бескрайнее небо.
От легкой работы руки у нее стали мягкими и нежными. Часы тянулись томительно. Дни проходили за днями.
Из Лондона приходили все новые посылки, маленькие легкие свертки, а штопаные чулки и починенные сорочки валялись в дальних ящиках шкафов.
Нежным стало и ее тело: никогда еще в жизни она так хорошо не ела. Яйца на завтрак, мясо или рыба на обед, а на ужин что-нибудь сладкое и приятное. Миссис Хилл стряпала для них простые, добротные кушанья, здесь же дело обстояло совсем иначе: им подавали полный обед в большой и гулкой столовой для прислуги, Сара ела молча, не зная, куда девать глаза, и почти не понимая, о чем болтают другие слуги, из-за их дербиширского выговора. Чай ей доставляли прямо наверх, его приносила горничная на подносе, на котором звякала посуда из сервиза для слуг. Вид у горничной был недовольный: кому же хочется прислуживать прислуге. Сара, понимая это, краснела, когда девушка ставила перед ней поднос, и благодарила: «Большое спасибо, Люси», а потом мучилась сомнениями, точно ли горничную зовут Люси, или она ошиблась.
