Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Да, ваша милость. Моя мать, Счастья Сердце, отец Неба Край и младший братик Вода Из-Под Колонки, – и еще через пару секунд гоблин добавил: – Вообще-то, господин, можно уже отпустить мою руку.
– Ах да. Пожалуй, мое имя должно звучать как Громом Пораженный. Всего наилучшего тебе и твоей семье. Знаешь, в каком-то смысле я тебе завидую. Но с делами пока закончено, и я просил бы тебя забрать эти бумаги, все, какие есть, и спрятать там, где никакой гном их не найдет.
– Мы чистим отходники, господин. Знаем много-премного мест, куда никто не суется. Завтра в то же время?
Завершив рукопожатие, гоблин скрылся в дыре, которая даже крысе показалась бы узкой. И когда шаги гоблина, карабкающегося вниз по норе, стихли, Альбрехт подумал: «А ведь я никогда не сделал бы этого раньше. Каким же я был дураком».
Госпожа Гвендолин Эвери из Шмарма проснулась посреди ночи от дрожи и дребезжания бесчисленных баночек с антивозрастными мазями у нее на тумбочке. А потом она сообразила, что весь дом сотрясался с ритмичным грохотом.
Когда она в мелодраматичных красках пересказывала этот эпизод своей подруге Дафне на следующее утро, она сказала, что как будто рота солдат промаршировала мимо. Она списала все на шерри-бренди, который выпила перед сном, а Дафна, памятуя о трагически незамужнем статусе Гвендолин, списала все на подсознательные желания.
Земли Утолежки были полутундрой-полупустыней, открытой всем ветрам. Короче, отмерший пейзаж, где не росло ничего, кроме переползи-поля[74] и редких скоплений сосен, шишки которых использовались как средство против меланхолии.
Там была вода, но текла она в основном под землей, а геологи и изыскатели спускали вниз ведра, чтобы набрать воды из глубинных пещер.
Чуть проще было найти воду на высокогорье со стороны Пупа, где с Вечноветреного ледника текли ледяные источники, благодаря чему там можно было разводить коз. И вот именно коз веками и разводила семья юного Кнута, и доила их, и ухаживала за ними. И когда козы ели то, что сходило за зелень на этих вершинах, он мечтал, что однажды перестанет гоняться за козами по безжизненной земле. Поначалу ему нравилось это занятие, но он становился старше, и внутренний голос говорил ему, что где-то есть лучшая жизнь, чем следить, как обедают козы… однажды, дважды, а то и трижды. Иногда они корчили рожи и этим развлекали его, и Кнут даже смеялся. И все же что-то тянуло его и настаивало, что коз недостаточно.
И вот однажды, когда громкий шум огласил тундру, он побежал посмотреть, откуда доносился этот волшебный звук, и увидел сверкающую линию, ползущую змеей по местности в раннем утреннем свете – и она направлялась в его сторону. Кнут подумал, что, наверное, это как-то связано с теми странными металлическими палками, которые несколько недель назад группа людей осторожно прокладывала по всей тундре вдоль подножия гор. Он выполнял поручения для этих рабочих и продавал им матушкин сыр, но совсем не понимал, что именно они делали, а поскольку козы осторожно переступали через железные палки и им ничего не было, он перестал задавать себе эти вопросы. Но из того, что сказали те парни, Кнут понял, что все это было ради удивительной штуки, которая могла объехать весь мир на силе пара, и сейчас он хотел узнать побольше об этом поющем звере, который рассекал тундру, время от времени отплевываясь огнем.
Оставив коз без присмотра, Кнут сполз со склона туда, где воздух был теплее, и пошел на звук, который привел его к огромному амбару. И только он приблизился к нему, зверь, несущий в себе людей, вырвался из амбара и умчал по железным рельсам вдаль. Кнут провожал его взглядом, пока тот окончательно не скрылся из вида. Позже в городе ему сказали, что эта штука называлась «паровозом», и в душе он почувствовал тягу, которая стала расти не по дням, а по часам. Да, в мире были вещи и кроме коз.
Пока Дик и его коллеги спали беспробудным сном, Мокриц за день весь издергался, все ожидая какого-нибудь подвоха. Потом настал черед Мокрица, и он проспал всю ночь и все утро. Паровоз летел по Утолежке, по долине реки Смарл; ход поезда убаюкивал его, и Мокриц видел сны о мосте через расселину Дичьего перевала, место неблагоприятное, как ни крути, которое надвигалось на них с неумолимой быстротой налоговой инспекции.
Все что угодно могло случиться еще до того, как они доберутся до этого сухопутного омута из оползней, и камнепадов, и утесов, за которыми подстерегали бандиты всех мастей. Чтобы подобрать метафору, соответствующую ситуации, – это было все равно что лезть на гору по острым камням босиком. На такой высоте даже галька могла доставить массу неприятностей. Мокрица трясло при одной мысли об этом месте.
Поезд мчался по безбрежному простору. Огромные земли, и так мало городов, лишь кое-где разбросанные редкие поселения. Повсюду было столько свободного места, и Железная Ласточка пожирала его, как тигрица, атакуя горизонт, будто тот нанес ей личное оскорбление, и останавливаясь только тогда, когда поблизости были уголь и вода. Ни того ни другого никогда не бывало слишком много.
К середине дня горные цепи Убервальда стали ближе, воздух сделался холоднее, и бег Железной Ласточки превратился в уверенный подъем в направлении цели.
На обочине дороги иногда виднелись одинокие козопасы, и среди зевак, прибегающих посмотреть на новый механизм, было много женщин в сборчатых юбках с фартуками. В попутных городах люди встречали поезд с флагами и даже с оркестрами, и музыканты под восторженные крики зрителей, впервые увидевших Железную Ласточку, дудели и трубили вовсю. Поезд проезжал мимо них медленно и очень осторожно, чтобы не задавить мальчишек, которые неизменно увязывались за паровозом и догоняли его, словно пытаясь поймать мечту за хвост. От такого зрелища хотелось петь йодлем.
Тогда Мокриц заметил, что Дик начал заметно волноваться, и решил воспользоваться редким перерывом, который Дик проводил вне кабины машиниста, чтобы поговорить с ним наедине.
– Дик, Железная Ласточка – лучший паровоз из всех, что ты построил, верно?
Дик вытер руки о тряпку, которой было вытерто уже немало грязных рук, и ответил:
– Несомненно, так, господин Липвиг, мы все это знаем, но я не за Ласточку переживаю. Я за мост через расселину. Мы сделали все, что смогли, но нужно больше времени. Мост никак не выдержит веса поезда.
– Да, у тебя есть твоя логистика и понимание массы и силы и всех этих счетных дел, и они говорят тебе одно, – ответил Мокриц. – Но я скажу тебе вот что. Если мост до сих пор не укреплен, то, когда мы доберемся до него, я верю, что Железная Ласточка пролетит над расселиной, если мы с тобой будем в кабине машиниста. Можешь считать это ловкостью рук, да хоть фокусом, но мы полетим.
У инженера сделался такой вид, как будто ему только что предложили угадать, под каким наперстком пряталась горошина, и в глубине души он понимал, что горошина ни за что не окажется там, куда он укажет.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
