Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Девушка оцепенела от его слов и поняла, что это шутка, лишь когда Хасан рассмеялся.
– Последнее время он на пределе. Выдалась пара тяжелых дней.
– Я больше волнуюсь за тебя. Этим утром ты выглядишь несчастной, – сказал он. Этта знала, что они примерно одного возраста; он в лучшем случае на несколько лет старше. В это мгновение, однако, его лицо выглядело таким понимающим, что казалось, ей предложили возможность излить себя кому-то древнему и мудрому, словно само солнце, – кому-то, кто мог облечь в слова то, что она чувствовала.
– У нас была размолвка, – призналась Этта. – Мы нашли наилучшее решение, но оно не окончательное. Он расстроился из-за этого и накручивает себя из-за всего, что происходит. Как и я.
– Он сделал тебе больно?
– Нет… ничего подобного, – поспешно заверила его Этта. – Просто… такое ощущение, что… – Она не хотела ему лгать, но и не была уверена, как рассказать об этом, ни в чем не признаваясь. – Что мое будущее не будет таким, каким, я думала, оно будет.
Не говоря уже о страхе за маму: где она, как с нею обращаются, не пытают ли ее…
– Думаю, возможно… – Хасан замолчал, словно бы более тщательно подбирая слова. – Думаю, возможно, между вами все не так просто, как ему бы хотелось, чтобы казалось?
По Эттиной спине вдруг побежали мурашки.
– Слушай внимательно, маленькая племянница, – сказал Хасан, все понимая правильно. – Я знаю его доводы. И не сужу, как другие. Эбби и Умми не были женаты – не позволяли традиции. Женщина моей веры не может выйти замуж за мужчину вне веры. Но Аллах во всей своей мудрости все же свел их вместе. Когда их разоблачили, мать отлучили от семьи. Отец привез ее сюда, на чужбину, чтобы начать новую жизнь и скрыть от позора, которым остальные пытались – безуспешно – попрекать ее. Он заботился о нас, обеспечивал, но нас не должны были видеть с ним вместе, под страхом осуждения, а мы не могли уйти с ним. Мы никогда не хотели ничего другого – только бы он, хоть изредка, был рядом.
Хасан нежно похлопал Этту по руке, продолжая:
– Это кощунственно, я знаю, и идет вразрез с нашими учениями и убеждениями, но я принимаю их выбор. В душе я нежно их люблю. Я не могу не думать, что важно не то, кого ты любишь, а то, как ты любишь. И вот что я хочу тебе сказать: цветок не становится менее прекрасен, если цветет не так, как от него ожидают. Если цветет час, а не дни.
Этта снова кивнула, кое-как проглотив подступивший к горлу комок. Она хотела услышать именно это заверение, эхо собственных мыслей.
– Он очень переживает, что люди начнут осуждать. Я восхищаюсь мужеством твоих родителей – не могу представить, как трудно им было.
– Он хочет тебя защитить, и это очень хорошо, – сказал Хасан. – Это не недостаток. Но Эбби описывал мне, что значит путешествовать, видеть простирающуюся перед тобой ткань жизни. Он называл это возможностью. Говорят, для любых целей найдется достаточно времени, значит, нужно верить, что время есть и для тебя.
– А что, если оно уже прошло? – спросила девушка.
Он наклонился вперед с легкой улыбкой на лице:
– Тогда, возможно, ты найдешь способ раздобыть еще времени. Возможность, моя дорогая. Возможность.
Город оказался ненавязчиво красив. Его кости были настолько древними, что на улицах можно было с легкостью представить и римского солдата, и крестоносца, и ярко одетых османских янычаров, наводнивших город замысловатыми одеждами и высокими, украшенными перьями шляпами. Это было перепутье веков.
Дамаск поблескивал белым, как жемчужина, и, казалось, складывался, словно головоломка; улицы были извилистыми, кривыми, узкими, за исключением метко названной Прямой улицы, служившей хребтом города. Комнаты нависали над каменными мостовыми, иногда сливаясь арками, все истекало зелеными растениями и тенью. В любой момент казалось, что они могут свернуть с улицы и очутиться в другом спрятанном внутри этого мире. Солнечный свет, просачивавшийся сквозь город, заставлял Этту чувствовать, словно она смотрит на мир через старое оконное стекло.
Минареты мечетей величаво возвышались над домами и крытыми базарами, мирно разделяя небо с церквями. Величайшей из них, как объяснил Хасан, была Большая мечеть, построенная во времена Омейядов. Она была размером с дворец, и какая-то его часть была видна из любой части города в пределах городских стен.
В ее эпоху Сирия сгорала в огне гражданской войны, такой разрушительной, полной смерти и отчаяния, что миллионам беженцев пришлось бежать из нее. Война не пощадила даже Дамаск. Осознавать, что город простоял в той или иной форме не одну тысячу лет, оказалось неожиданно приятно. Он прошел через руки бесчисленных мастеров, столкнулся с кровавыми бунтами и порабощением – и выстоял.
– Вперед, вперед, – подгонял их Хасан. – У Айронвуда есть осевшие в этом городе стражи. Мы должны добраться до суков и вернуться домой как можно быстрее.
Этта зашагала быстрее, всматриваясь в многолюдные улицы и площади, выискивая любые признаки слежки; рядом шел угрюмый Николас, пряча руку с кинжалом в складках энтари.
Каждый сук представлял собой крытый базар, занимавшийся своим видом торговли, каждый ломился от предложений. Если Этта думала, что уход с солнца на короткое время принесет какое-то облегчение от жары, то она ошибалась: тесные проулки суков, где толпы людей наслаждались прекрасными клетками и сладким щебетом певчих птиц, пробовали вес и прочность оружия, искали изъяны в товарах из меди, напоминали нью-йоркское метро в час пик.
Под потолком, словно облака, висели корзины, а когда они проходили стены, увешанные лампами – любой формы и цвета, – девушка чувствовала, как ее ноги останавливаются сами собой.
Торговцы пряностями и парфюмеры предоставляли долгожданное облегчение от менее аппетитных запахов города, особенно запахов тех его жителей. Включая ее саму. Нет ничего действеннее, чем кислое дыхание торговца фруктами, чтобы вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как ты забросила попытки найти зубную щетку.
Дружелюбность торговцев и местных жителей оказалась уникальной, не похожей ни на что, с чем она до этого сталкивалась. Николас с помощью Хасана пытался договориться о мехах для воды, а также о менее броской одежде. Этта смотрела на других женщин и надеялась, что не выглядела так же неуклюже, как себя чувствовала, стоя подальше от мест, где мужчины вели свои дела. Николас поручил ей сумку, в том числе и с золотом, оставшимся после Лондона. Когда она протянула ему мешочек, чтобы купить сухофрукты, он сунул его ей обратно и позволил Хасану аккуратно отсчитать собственные деньги.
– Мы отдадим ему золото, – прошептал Николас, склонившись к Эттиному уху. – Просто необработанное золото и незнакомые монеты в таких количествах привлекут ненужное внимание.
Хасан явно придумал какое-то приемлемое объяснение их присутствию. Он торговался шепотом, смехом, а иногда и суровым взглядом, медленно наполняя их корзинки и руки самым необходимым. Пока они с Николасом рассматривали и обсуждали достоинства различных седел, ее поймал бродячий торговец тканями, забросавший ее шелковыми платками, расхваливая их на языке, который девушка совсем не понимала.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
