Один из жарких, изнурительных дней близился к концу, когда из-за поворота показался поселок, в котором стоял дом Дины. Как и в случае с Бабилем, Харальд совершенно не узнавал знакомых когда-то мест. Утешал себя тем, что не был тут много лет.
Медленно, пытаясь восстановить в памяти проведенное здесь время, ехал он по улице мимо больших богатых домов. В какой-то степени вернуться в прошлое удалось, знакомыми показались даже некоторые из виденных лиц, и в тот самый миг, когда Харальд готов был улыбнуться воспоминаниям, сердце его подскочило, словно подстреленный заяц, и далее помчалось в бешеном ритме, чего ни один длинноухий со стрелой в боку проделать не сможет...
На том месте, где ранее красовался постоялый двор «У Ворчуна», было лишь пепелище. Сиротливо торчала уцелевшая печная труба, словно виселицы, возвышались устоявшие столбы. Огню не дали тут одержать полную победу, но все, что можно, было сожжено.
Сглотнув образовавшийся в горле ком, Харальд подъехал ближе. Пепелище было старое, никак не менее нескольких лет, но почему-то никто не позарился на пустующую землю.
«А может, хозяйка ее жива? – мелькнула мысль, породив в душе нечто вроде надежды. – Но тогда почему она сама не попыталась восстановить дом?»
Давя рвущиеся на волю эмоции, Харальд осмотрелся. Со стороны ближайшего огорода на чужака с любопытством таращились несколько загорелых до черноты детских мордашек. Поняв, что они замечены, дети с воплями и писком скрылись в зарослях малины.
Харальд спешился и двинулся в обратном направлении, ведя лошадь в поводу. Такое большое село не может существовать без постоялого двора или хотя бы таверны, где по вечерам могут собраться мужчины выпить пива и вволю почесать языки.
Искомое строение обнаружилось скоро. Неказистое двухэтажное здание с вывеской, изображающей что-то вроде раздувшегося бурого хорька, и надписью «Пляшущий медведь». Харальд окинул сие произведение искусства равнодушным взглядом и отдал повод подбежавшему слуге.
Внутри «Медведя» оказалось сонно, тихо и пусто. Пахло свежим хлебом. Меланхоличный мужчина, по-видимому хозяин, окинул гостя ленивым коровьим взглядом из-за стойки и спросил тонким писклявым голосом:
– Что угодно господину?
– Холодного пива, и быстро, – ответил Харальд с приличествующей родовитому надменностью, окидывая взглядом помещение.
В тишине и покое дремал благообразный старичок, издавая мелодичное посвистывание. Кроме него, никого за столами не было. Время, несмотря на жару, рабочее, народ будет прибывать к вечеру.
К своему удивлению, Харальд быстро получил кружку холодного напитка с плавающей наверху шапкой белоснежной пены, напомнившей о зиме. Хозяин проворно ухватил монету и вновь занял место за стойкой.
Не успел Владетель сесть, как старичок, спавший, судя по всему, не так уж и крепко, оказался рядом.
– Родовитый господин, – сказал он проникновенно. – Да славят вас десятки поколений потомков за храбрость и силу, сделайте милость, угостите старого Хакона. В такое пекло кружка холодного пива – это все, что нужно старому, больному человеку.
Харальд вознамерился было отогнать попрошайку, но взглянул в хитрые, не по-стариковски проницательные синие глаза под кустистыми седыми бровями и передумал.
Стол украсила еще одна кружка с пивом, а хозяин, угодливо кланяясь, удалился.
– Что же, пей, Хакон, – сделал Харальд приглашающий жест и отхлебнул из кружки.
– Ох, благодарю, родовитый господин! – не заставил себя ждать старичина, и вскоре поверх его усов выросли вторые – из пены.
Когда первая жажда была утолена, начался разговор.
– Долго ли ты здесь живешь? – спросил Харальд.
– Да, почитай, всю жизнь, – ответил Хакон, настороженно блестя глазами. – Уже шестьдесят восемь лет!
– Я был тут проездом, много лет назад, – после паузы сказал Харальд. – Вроде тут был другой постоялый двор?
– Совершенно точно, родовитый господин! – всплеснул руками дед. – Приятственное было местечко, сам Торбьерн фон Ахар заезжал туда частенько! Слышали о таком?
– Конечно, – помрачнев, кивнул Владетель. – И что же случилось с тем постоялым двором?
– Сгорел, – сокрушенно вздохнул Хакон. – Когда война была, в тот год, как Владетель Свенельд бунтовщиков усмирял. Забрел в наши земли отряд наемников, им нанятых. Они-то там все разгромили и со жгли...
– А что с хозяйкой? – нетерпение и интерес прорезались в вопросе чужака с такой силой, что старик посмотрел на него с немалым удивлением.
– Вы и ее помните? – спросил он, вскинув густые брови почти на середину плеши. – Да с ней худо получилось...
Вредный дед замолчал, и Харальду хотелось ударить его и заорать: «Ну, скорее! Говори!»
– Эти вояки, – очнулся наконец от задумчивости Хакон, – изнасиловали ее всем скопом. Прямо там, на постоялом дворе. И бросили. Она чудом осталась жива – из пламени вытащили соседи, – но повредилась рассудком. С тех пор живет у двоюродной тетки.
– Где? – требовательно спросил Владетель, и старик съежился под его яростным взглядом. – Где это?
– Да в Малых Первачах, это верст пять на север, по дороге на Фенри, – поспешил ответить Хакон, и едва успел закончить фразу, как странный приезжий вскочил. Стукнула дверь, и вскоре раздалось цоканье копыт. Судя по звукам, всадник лошадь не жалел.
– Сумасшедший! – Хакон выразительно посмотрел на хозяина и принялся допивать пиво. Не пропадать же добру.
Он мчался по указанной дороге, безжалостно погоняя скакуна. По сторонам мелькали деревья, то и дело норовя вцепиться во всадника длинными зелеными лапами. Сама дорога, или скорее торная тропа немилосердно петляла, то поднимаясь на невысокие холмы, поросшие осиной, то спускаясь в ложбины.
В один момент Харальд услышал за спиной раздраженное ворчание, очень далекое, но исполненное воистину исполинской мощи. Обернулся. Сквозь подпрыгивающие кроны удалось разглядеть далекую темно-синюю стену с белой опушкой, едва вздымающуюся над горизонтом. «Неужели будет дождь?» – подумал Владетель и в очередной раз подстегнул лошадь.
Когда, миновав луг с идиллически раскинувшимися на нем бурыми и черно-белыми коровами, он подъехал к деревне, то стена туч закрыла полнеба. В ее фиолетовом, почти черном нутре сверкали молнии, а ворчание перешло в рев. Солнце исчезло, проглоченное небесным чудищем, и в спину всаднику тотчас пахнуло холодом, особенно болезненным после привычного уже зноя.
Остановленный на околице селянине косой на плече долго не мог понять, что от него требуется. Затем яростно замотал кудлатой головой и указал здоровенной лапищей на маленький домик, утопающий в яблонях, из-за засухи почти лишенных завязей.
К домику Харальд приблизился спешившись. Осторожно затянул через невысокий забор. На крыльце, опустив растрепанную русую голову, сидела босая женщина в простом платье, до странности похожем на детское, и что-то бубнила себе под нос.
