Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
— Ну конечно, Стефани, ты чувствовала себя виноватой. Разумеется. Ты потеряла способность ясно мыслить. Но не я! Я твердо верил, что после смерти Морваля мы заживем спокойно. Что больше никто не попытается нас разлучить. Никто не посмеет отнять у меня Стефани! А потом… Что за издевка судьбы! Труп Морваля привлек сюда инспектора Лоренса Серенака, который в тебя влюбился. Страшнее противника мне еще не попадалось! Я запаниковал. Как мне от него избавиться? Убить? Но тогда меня точно арестуют и надолго упекут за решетку, а значит, разлучат с тобой! И потом, сидя взаперти я больше не смогу защитить тебя от нового Серенака или Морваля, который явится, чтобы тебя мучить! Этот сыщик с самого начала подозревал меня… Он как будто видел меня насквозь… Интуиция его не обманывала. Он был очень хороший сыщик, Стефани, и над нами нависла реальная опасность. К счастью, он так и не докопался до связи между мной и несчастным случаем, произошедшим в тридцать седьмом году с мальчиком, нашим с тобой одноклассником, и не узнал об исчезновении американского художника. Тогда, в шестьдесят третьем, он и его помощник Бенавидиш очень близко подобрались к истине… Но, разумеется, им в голову не могло прийти, что… Да и кому бы могло прийти? Но эта сволочь Серенак подозревал меня, а тебе вскружил голову. Я понял: или он, или я. Я долго думал, что делать, прикидывал и так и этак…
Я незаметно протянула руку к ножу. Жак уже лежал на спине. Подняться он не мог, видеть меня — тоже. Теперь он говорил в потолок. Я схватила нож и испытала мгновенное удовольствие. Словно засохшая кровь вливалась в мои вены, наполняя их желанием отомстить.
Жак засмеялся, но его смех быстро перешел в хриплый кашель. Он дышал тяжело, с присвистом. Я понимала, что сидя ему было лучше, но он не просил меня его приподнять. Когда он снова заговорил, его голос звучал намного слабее:
— Осталось рассказать совсем немного, Стефани. В итоге Серенак оказался ничуть не лучше остальных. Я слегка пригрозил ему, и он сбежал. Правда, мне пришлось сопроводить угрозу наглядной иллюстрацией…
Он опять затрясся от смеха, переходящего в кашель. Я медленно подтягивала нож к себе, к своему черному платью.
— Мужчины — слабаки, Стефани. Все до единого. Серенак предпочел тебе карьеру выдающегося сыщика. Он плюнул на свою великую любовь. Но нам с тобой не на что жаловаться, правда, Стефани? Мы ведь оба этого хотели. В конце концов Серенак оказался прав. Кто знает, что случилось бы, вздумай он проявить упорство… Но это было в последний раз. В последний раз между нами проскользнула чужая тень… В последний раз над нами нависла туча… Я убрал с твоего пути последнюю ветку… Сорок лет назад…
Я прижала руки к груди — в одной из них прятался нож. Мне захотелось крикнуть: «Жак! Скажи мне — раз уж ты взял на себя роль моего ангела-хранителя — скажи, это очень трудно — зарезать человека? Вонзить ему в сердце нож?»
— В жизни порой все повисает на волоске, Стефани. Не окажись я в нужное время в нужном месте… Представь себе, что я не сумел бы устранить с твоего пути все препятствия. Не сумел бы тебя защитить… Что было бы, если бы я не родился через три дня после тебя? Если бы я не понял, в чем состоит моя миссия?.. Я умираю счастливым, Стефани. У меня все получилось. Я так тебя любил… И доказал тебе это всей своей жизнью.
Я встала, охваченная ужасом. Нож я по-прежнему прятала у себя на груди. Жак смотрел на меня. Монолог отнял у него последние силы. Я видела, что ему трудно даже просто держать глаза открытыми. Он сделал попытку приподняться и задергал ногами. Алюминиевый сундучок, так и лежавший на постели, с невообразимым грохотом свалился на пол. Жак беспомощно замигал. У меня от шума помутилось в голове. Комната поплыла вокруг меня, и все предметы закачались.
Я с трудом сделала шаг, затем второй. Ноги отказывались мне повиноваться. Собрав все силы, я расцепила сложенные на груди руки. Жак смотрел на меня пристальным взглядом, но ножа не видел. Пока не видел. Я медленно подняла руку.
На улице, под окном, залаял Нептун. Секундой позже двор мельницы огласила сирена «скорой помощи». Раздался скрип шин по гравию. В свете мигалки возникли два похожих на призраков бело-синих силуэта. Они прошли под окном и принялись стучать в дверь.
Они увезли Жака в больницу. Я не глядя подписала кучу бумаг, даже не спрашивая, что подписываю. Часы показывали без чего-то шесть. Меня спросили, не желаю ли я поехать с ними, и я отказалась. Сказала, что приеду позже, на автобусе. Или вызову такси. Санитары никак не прокомментировали мой отказ.
Алюминиевый сундучок все так же валялся на полу. Мастихин лежал на ночном столике. Книга Арагона осталась на постели. Не знаю почему, но после отъезда «скорой» меня охватило непреодолимое желание подняться на чердак, перерыть сложенное там барахло и найти старую пыльную картину. Мои «Кувшинки», которые я написала, когда мне было одиннадцать лет.
Написала дважды. В первый раз — для отправки на конкурс фонда Робинсона, в радужных цветах. Во второй — после смерти Поля. Черными красками.
Я сняла со стены охотничье ружье Жака и повесила на его место картину. На тот же гвоздь. В угол, где она была не видна никому. Кроме меня.
Я вышла на улицу. Мне хотелось подышать. С собой я взяла Нептуна. Сейчас, в без малого шесть утра, Живерни казался безлюдным. Я собиралась пройти вдоль ручья. И все вспомнить.
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
25 мая 2010 года
(Шоссе Руа) ДОРОГА
83
Это было 13 мая, тринадцать дней назад. С тех пор я только и делала, что без конца возвращалась мыслями в те несколько часов, за которые у меня украли мою жизнь. Я снова и снова прокручивала их в голове, словно кинопленку, пытаясь понять то, что невозможно себе даже вообразить. В последний раз.
Встретив меня на улице в этот ранний час, вы наверняка приняли бы меня за призрак. На самом деле — ничего подобного.
Я вполне реальна.
Призраки — это другие. Те, что живут в моих воспоминаниях. Я населила ими каждый знакомый мне уголок. Где бы я ни проходила, они вставали передо мной. Мельница, луг, школа, улица Клода Моне, терраса отеля «Боди», кладбище, Вернонский музей, Крапивный остров…
Я вспоминала свои долгие разговоры с инспектором Сильвио Бенавидишем, которые мы вели в шестьдесят третьем и шестьдесят четвертом годах, после того как дело об убийстве Жерома Морваля было признано бесперспективным и отправлено в архив. Сильвио Бенавидиш проявил редкостное упорство, пытаясь докопаться до истины, но так и не нашел ни одного доказательства, ни одной стоящей улики. Мы с ним симпатизировали друг другу. Жак не ревновал меня к инспектору. Все знали, что Сильвио — верный муж и любящий отец маленькой Карины, с такой неохотой покинувшей материнскую утробу. Сильвио подробно рассказал мне о расследовании, которое они вместе с Лоренсом провели в Живерни, в Кошереле, в музеях Руана и Вернона. Впоследствии, в середине семидесятых, Сильвио перевели в Ларошель. Чуть больше десяти лет назад, точнее, в сентябре 1999-го — как видите, проблем с памятью у меня нет, — я получила письмо от Беатрис Бенавидиш. Короткое, написанное от руки. В очень сдержанных выражениях она сообщала мне, что Сильвио Бенавидиш только что покинул их с Кариной, скончавшись от инфаркта. Рано утром он, как всегда, сел на велосипед и поехал сделать кружок по острову Олерон, где они снимали семейное бунгало. Уезжал он в прекрасном настроении. Погода стояла хорошая, разве что немного ветреная. Он упал на берегу океана, на ровном участке между Ла-Бре-ле-Беном и Сен-Дени-л’Олероном. Сильвио исполнился семьдесят один год.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
