Из далёкого, теперь уже кажущегося нереальным прошлого, ко мне пришло воспоминание, от которого я похолодела, несмотря на духоту июльской ночи и близость тёплого мужского тела.
До лайки Зуйки, которая была у нас в Маслятах на момент конца деревни, мои родители держали Балуя, здоровенного медвежатника. Его я плохо помнила, потому что была тогда совсем маленькой. Но один эпизод врезался в мою память навечно. Однажды Балуй вернулся из тайги страшно израненный, мы обнаружили его утром у крыльца, куда он из последних сил сумел доползти и остался лежать на окровавленном снегу. Не знаю, что – или кто – было тому виной, но сразу стало ясно, что спасти Балуя не получится при всём желании. Отец принёс ружьё, а мама, вытирая мокрые глаза, поспешно увела меня в дом. Последнее, что я увидела, – папа опустился на колени перед умирающим псом и бережно гладит его шерсть, стараясь не задевать открытые раны.
И выражение его лица было точно таким же, как сейчас у Ральфа.
Внутренне ощетинившись, сжавшись в ожидании новой беды, внешне я осталась неподвижна, только закрыла глаза. Интересно, понимал ли Балуй, что должно последовать за последней хозяйской лаской?
– Лапка, – сказал Ральф, и моё сердце ухнуло в пустоту, столько сожаления было в его голосе, – Лапка, наверное, даже к лучшему, что меня какое-то время не будет. Ты подрастёшь, и тогда, когда мы увидимся в следующий раз, будешь воспринимать и чувствовать всё иначе.
– Почему тебя не будет? – через силу выдавила я, прекрасно понимая уже, что к этому всё и шло, это и предвиделось, беда не приходит одна. – Когда – в следующий раз?
– Не раньше Рождества, – сказал Ральф так быстро, словно боялся потом не решиться. – Скорее всего, к весне. Как раз, чтобы успеть заплатить за тебя ещё раз.
Я оценила расчёт. Сообщить плохую новость, и сразу, не дав опомниться, – хорошую, смягчить удар, сгладить вину, пусть я и сомневалась, что Доннел может чувствовать себя виноватым передо мной.
– Ты хочешь купить меня на второй срок? – уточнила я и сразу пожалела: настолько цинично это прозвучало.
Ральф чуть поморщился, но ответил мягко.
– Худышка, меня беспокоит твоя безопасность, хоть ты и не веришь в это. И я не хочу, чтобы до тебя добрался какой-нибудь псих вроде Бурхаева или Ховрина. Сейчас мне нужно уехать очень далеко: я не смогу вернуться на Русь раньше следующей весны, – но, когда вернусь, то сделаю всё от меня зависящее, чтобы тебе и дальше ничего не угрожало.
Я не стала спрашивать, куда уезжает Ральф и зачем: привыкла уже, что о его жизни мы не говорим. Но обещанию обрадовалась. Обрадовалась именно настолько, чтобы, как, наверное, он и рассчитывал, не пустить слезу о скорой разлуке. Совершенно не считаю, что Ральф думал, будто я влюблена в него, но он точно понимал, что его отъезд станет для меня потерей, особенно сразу после утраты Яринки. Ведь теперь я останусь совсем одна и мне уже не к кому будет прийти посреди ночи, спасаясь от этого одиночества.
Но Ральф пообещал купить меня на второй срок, а значит, мой долг перед Оазисом будет закрыт. И я смогу покинуть опостылевший остров, чтобы отправиться искать Яринку.
Словно прочитав мои мысли, Ральф сказал:
– Я не стану указывать тебе, что делать или чего не делать в моё отсутствие: всё равно не смогу ничего контролировать. Но буду надеяться на твоё благоразумие. Просто живи и жди меня. Ирэн тебя не тронет, но лучше вам лишний раз не пересекаться: после сегодняшнего она очень зла. Понимает, что пропажа твоей подружки без тебя не обошлась, хоть и не может этого доказать.
Я снова прокрутила в голове утренние события, вспомнила короткий, но эмоциональный разговор, состоявшийся между Ральфом и управляющей, и осторожно заметила:
– Ирэн сказала, что ты сводишь с ней старые счёты…
Ральф презрительно скривил губы.
– Если бы я хотел свести с ней счёты, она бы сейчас тут задницу не грела. Но лишний раз пнуть её, как сегодня, не откажусь.
Ободренная его ответом, я осмелилась спросить:
– Вы поссорились в прошлом?
Ральф снова усмехнулся.
– Ссорятся дети. А она просто оказалась неблагонадёжным человеком, отчего потеряла моё доверие.
– Ты с ней спал? – ляпнула я и тут же пришла в ужас. Кажется, сейчас кто-то получит словесный нагоняй за излишнее любопытство…
Но Ральфа мой вопрос позабавил. Он иронично заломил бровь и посмотрел на меня с живым интересом.
– Ревнуешь, Лапка? Неожиданно, конечно, но, признаюсь, – приятно.
Я засопела и уткнулась носом в подушку, мысленно дав себе клятву никогда больше не задавать Доннелу вопросов о его прошлом. К счастью, он не стал заострять на этом внимание, как не стал и отвечать. Вместо этого вдруг легко чмокнул меня в нос и сказал:
– У меня есть для тебя подарок, Лапка. Хотел подарить перед отъездом, но подарю сейчас, может, удастся поднять тебе настроение.
Я оживлённо приподнялась. Ральф и раньше никогда не приезжал с пустыми руками, но обычно вручал мне презенты сразу, так что сейчас я предположила, что этот подарок должен быть особенным. И не ошиблась.
Через три дня я провожала Ральфа до причала. Точнее, до проходной на причал, до ворот, дальше которых меня не пустила бы охрана. Глаза с утра были на мокром месте, несмотря на полученную вчера вечером весточку от Яринки. Спасибо Доннелу, он не поленился сплавать на берег, туда, где у него была возможность воспользоваться телефоном. И, как только оказался вне зоны действия местных глушилок, сразу получил кучу уведомлений о пропущенных звонках от Яна и, наконец, СМС, в котором моя далёкая подруга сообщала, что она в безопасности. И, пусть я прекрасно понимала, насколько иллюзорна безопасность в её положении, но с души всё равно свалился камень.
В порыве благодарности за принесенную добрую весть я даже попыталась отблагодарить Ральфа единственным способом, которому меня здесь научили, но он мягко отстранился. И последнюю совместную ночь мы просто спали рядом, под одним одеялом.
А сейчас Ральф, которого уже ждал покачивающийся на волнах катер, положил руки мне на плечи и, пристально глядя в глаза, строго напутствовал, забыв о своём обещании не указывать мне, что делать:
– Старайся ни с кем не конфликтовать, не привлекай к себе внимания. Если хочешь продолжать петь в Айсберге, я не могу тебе запретить, но не советую. Будет лучше не попадаться на глаза ни Бурхаеву, ни Ховрину, ни другим мужикам, которые могут тебя захотеть. Вряд ли Ирэн осмелится мстить мне таким образом, но лучше перестраховаться.
Я пожала плечами. Сама не была уверена, что захочу выступать. Петь перед гостями теперь, когда я, наконец, в полной мере осознала, каким жестоким и лицемерным местом является Оазис? Увольте. Конечно, это бы разнообразило мои будни, и я плохо представляла, чем займу себя сейчас, когда рядом не будет ни Яринки, ни Ральфа, но не хотелось больше видеть сытых рож местных завсегдатаев.
