– Хочешь получить у меня прощение? – прохрипела она. – Роберт, принеси лекарство!
– Аня, может, мы в другой раз это обсудим? – простонал мой зять.
– Роберт! Лекарство! – рявкнула Магда, и я услышала, как он метнулся в сторону кухни.
– Магда, все было не так. У мамы оказался дефект кровеносных сосудов. Они просто распадались, когда к ним прикасаешься. Болезнь такая. Потому она всегда ходила в синяках. Не потому, что отец ее бил. Не из-за него, – пыталась объяснить я.
– Да что ты несешь! – возмутилась Магда. – Я же своими глазами видела, как он ее избивал. Ты тоже видела! Неужели забыла? Конечно, так проще! – кричала она. Потом вдруг умолкла.
Мы немного посидели в тишине. Вернулся Роберт. Я подняла глаза. Смотрела, как он подает жене лекарство, стакан с водой, как Магда глотает белую таблетку. Потом я снова опустила взгляд на сжатые, побелевшие кулаки, старалась успокоить сердце, которое билось о ребра. В голове зашумело от резкого притока крови. Судя по тому, как горели мои щеки и что-то разрывало вены, давление подскочило до двухсот. Я должна закончить это, должна закончить, повторяла про себя, уже недолго осталось. Еще минутка, и я отсюда уйду. Мы сидели и молчали. Я надеялась, что, когда лекарство подействует, Магда успокоится и позволит мне закончить. А там что будет, то будет.
– Послушай, – вновь начала я, немного помолчав. – Мама была больна. Может, отец и ударил ее тогда, но кровотечение началось не от этого. Во время операции мы не смогли ничего сделать. Это наследственная болезнь. Помнишь нашего брата? Помнишь? Врачи удивлялись, что он так быстро истек кровью. Магда, помнишь Ромека? – спросила я.
– Ромека? – ответила она равнодушно. – Нашего брата? Конечно помню. А ты знаешь, что он ко мне не приходит? Ни разу у меня не был.
Я услышала ее слова и подняла взгляд. Кровь застыла в жилах. Рядом сидела кукла, лишь внешне напоминающая мою сестру. Смотрела на меня безмятежным взглядом четырехлетнего ребенка. Я тихо застонала, и из глаз полились слезы. Роберт сидел с опущенной головой.
– Знаю, Магда, знаю, – сказала я, смирившись. – Ко мне он тоже не приходит.
Я взяла ее руку и прижала к своей щеке. Моя маленькая младшая сестричка. Я опоздала.
Глава 11
Пришла весна, потеплело, и тут оказалось, что у нас совсем нет легкой одежды. В декабре я сложила в чемоданы только теплые вещи.
Мы решили поехать в Торунь за покупками, а Бася согласилась нас отвезти. Оля не пошла в школу, а я позвонила одной нашей знакомой и договорилась о встрече.
По магазинам мы прошлись удачно. Вернее, они прошлись, а я после двух заходов отсиживалась в машине или ждала их в кафе.
После обеда в жутко дорогом ресторане в Старом Городе Бася отвезла нас туда, куда мы заранее договорились.
– Где это мы? – спросила Оля, рассматривая из окна машины красивый, чистенький домик.
Я тоже смотрела и не верила своим глазам. Вышла из машины и подошла поближе. Адрес был правильный, табличка на дверях та же самая, но все остальное так изменилось. Обновленный, чистый фасад, белые пластиковые окна с вертикальными жалюзи. На некоторых стеклах я рассмотрела разноцветные картинки, похожие на витражи, явно сделанные детскими ручками. Ступени были выложены блестящими плитками из керамогранита и вели к солидным дубовым дверям.
Я даже немного разочаровалась. Не так должен был выглядеть этот дом.
– Это здесь? – спросила Оля у меня за спиной. Я даже не слышала, как она подошла.
– Здесь, – ответила ей. – Я хотела сюда заехать. Если не хочешь, можешь не ходить со мной, – добавила поспешно.
– Ну, раз уж мы здесь, то давай зайдем, – ответила она неуверенно. Словно говорила «Хотела бы, но боюсь».
– Ну так пошли, – предложила я, прежде чем она передумает.
Мы подошли к двери, но она оказалась закрыта. Я удивилась, но не успела о чем-либо подумать, как Оля нажала на маленькую кнопку справа. Через минуту отозвался женский голос.
– Слабковска, – заорала я кнопке, – к пани директору.
Дверь открылась, а за ней стояла улыбающаяся Марцинковска. Да, это была Мажена, вот только сейчас она очень напоминала свою мать.
– Аня! – воскликнула она радостно. – Как хорошо, что ты пришла! Оля? – неуверенно спросила она. – Ты ведь Оля?
– Да, здравствуйте, – ответила смущенная девочка-подросток.
– Покажись, какая ты стала! – Мажена затащила нас в коридор и поставила на видном месте. С высокого потолка, который раньше был темным, стекал мягкий свет.
Я подняла голову. Окна в крыше! Я осмотрелась. Коридор вроде был тот самый, но теперь его выкрасили в яркие живые цвета, он был полон солнца и следов детского присутствия.
– Как тут все у вас изменилось! – восхищенно сказала я.
– Оля, как ты выросла! Какая высокая! – кричала Мажена, обнимая растерянную девушку.
– Как тут у вас красиво! А старух вы принимаете? Я буду хорошо себя вести! – шутила я, а на самом деле мне тоже хотелось, чтобы меня обняли.
– Аня, ты хорошо выглядишь! Как твое сердце?
– А ты стала так похожа на свою маму!
Так мы болтали по дороге в ее кабинет, перебивая друг друга.
Это место теперь было похоже на рай! Все такое новое, цветное, душистое. Оля окончательно растерялась, но даже не пробовала вырваться из объятий Мажены.
Мы зашли в ее кабинет. Тут тоже все изменилось. Теперь он был ярким и полным света. Я вертела головой по сторонам. Оля тоже присматривалась. И тут она увидела окно, выходящее на большой зал. Я тоже взглянула в ту сторону и почувствовала облегчение. Все-таки это было то же самое место. На самом деле ничего не изменилось.
Оля стояла ошеломленная, и интерес в ее глазах постепенно уступил место недоверию, а потом и страху. За окном, в обновленном разноцветном зале играли около пятнадцати малышей в возрасте от трех до шести лет. Одни сидели на ковре и строили домик из кубиков, другие носились по залу, девочки наряжали кукол. Вроде дети как дети. Они заметили нас. Следили краем глаза, никто не смотрел на нас прямо.
Мажена увидела выражения наших лиц и тактично отступила, оставив нас наедине.
– Я вам сейчас чай с пирожными принесу, – сказала она и вышла.
Оля стояла, ошеломленная. Она подошла к окну и оперлась на него руками.
В зале за окном царила печаль. Все, что было в той комнате – игрушки, мебель, свежепокрашенные светлые стены, – пропиталось ею насквозь. Печалью, тоской и одиночеством.
– А тогда здесь тоже так было? – спросила девушка очень тихо.
– Даже хуже, – ответила я.
– Как это «хуже»? – растерянно спросила она.
– Ну, как тебе сказать. Выглядело все победнее и помрачнее, не было игрушек, мебели, разноцветных стен, и детей здесь жило намного больше.
