– Как жаль, что Мишель отказался приехать на бал, – вздохнула графиня Ростовцева. – Вы уж позаботьтесь о нем, Александр Иванович.
– В нашем полку нянек нет, сударыня. Впрочем, Мишель не нуждается в них. Знаете, Маргарита Аристарховна, я провел лучшие недели в Озеркине…
– Молчите, а то мне станет грустно. Прощание будет завтра, не люблю грустить заранее.
– Я так и не понял, какая вы на самом деле.
– Спросите у брата, он расскажет, – смеялась она.
Но Суров был необычно серьезен.
– Я хочу вам сказать…
– Что? Говорите же.
– Нет-нет, завтра…
А назавтра почти весь город провожал полк. Жителей, особенно женщин, обожавших военных, ждала обычная скука, преследующая маленькие городишки. Марго неотрывно смотрела в бирюзовые глаза Сурова, оба молчали. Браво играл вчерашний немногочисленный оркестр.
– Прощайте, – сказал Суров.
– Не люблю это слово. Неужто мы не свидимся?
– Коль повезет, то… я бы хотел, – признался он.
– А что вы мне не сказали вчера на бале?
– Что вы… что вы замечательная, Маргарита Аристарховна.
– Не могу согласиться с вами. Благодаря вам я узнала о себе многое, и оно мне не нравится. Я часто бросаюсь в крайности, спешу, сначала делаю, потом думаю. Как мне всего этого избегать? Пора бы измениться. Но сумею ли я?
– Оставайтесь такой, какой я вас узнал. И еще…
Подполковник сжал губы, словно удерживая ненужное слово. А Марго ждала, чуть приоткрыв рот и гадая, о чем не решался сказать Суров. Но вот решился:
– Мне пора.
Да нет, не то он хотел сказать, поняла Марго и чуточку расстроилась. Суров наклонился к ее руке, несколько дольше задержал поцелуй, чем следовало, выпрямился и пошел прочь. Вдруг обернулся:
– Не сочтите за дерзость… Разрешите ли вы писать вам?
– Да, да, конечно! – воскликнула она, чувствуя, как душат слезы. – Я отвечу. Обязательно отвечу.
Настала очередь прощаться с Мишелем. Марго провела ладонью в перчатке по его груди:
– Ты чудо как хорош в форме, милый. Береги себя.
– У меня гора с плеч свалилась, – как бы ни к чему произнес он. Сестра надеялась услышать, что страдания по Шарлотте в прошлом, но Мишель заговорил не о том: – Помнишь наш водевиль? Представь, Шарлотта тогда сказала, будто ты и Суров влюблены друг в друга.
Будто зеркалом огрели Марго, тем самым, что разбила о голову баронета фон Левенвольде, ужасного убийцы, Анфиса. Со всей очевидностью молодая женщина ощутила: так и есть! И что же с этим теперь делать? Почему так поздно она поняла себя? А что было бы, если б поняла раньше?
– И что еще Шарлотта сказала? – вымолвила Марго полушепотом.
– Будто вы будете вместе… В общем, ерунда. Я рад, что вы сошлись лишь на почве… Марго, что с тобой?
– Ничего, – вымученно улыбнулась сестра. – Иди.
– Не говори маман с папа о… Ты поняла?
– Я не стану их расстраивать, дорогой.
Графиня поцеловала брата и перекрестила. На гнедом жеребце подлетел Суров:
– Ротмистр Уваров! В строй!
– Слушаюсь! – отозвался тот, чмокнул сестру и убежал.
Александр Иванович бросил последний взгляд на Марго, которая стояла совсем потерянная. Он усмехнулся, его рука взметнулась к козырьку. Суров отдал честь, играючи, но – женщине, заслужившей это, ведь она являлась его командиром в истории с оборотнем. И подполковник ускакал.
Марго возвращалась в коляске с Анфисой и утирала слезы, которые, к счастью, никто не видел (горничная не в счет). А Анфиса возьми да и ляпни:
– Вы, барыня, из-за подполковника плачете?
– Глупости! – взвилась Марго. – Чтоб я больше от тебя такого не слышала!
– Да ладно, барыня. Уж не знаю, как вы, а Александр Иванович так просто без ума от вас.
– Замолчи! – И Марго разревелась, как крестьянка.
– Значит, и вы тоже… – вздохнула с жалостью Анфиса. – Да не ревите, барыня, как бог положит, так оно и будет.
Марго долго всхлипывала, потом разом и успокоилась. Не из тех она женщин, что жить не могут без страданий. Марго уже улыбалась, видя перед собой образ Сурова.
Мысли ее посветлели, особенно когда выбежала на террасу.
Озеро весело искрилось на солнце. Жизнь так изменчива, так непредсказуема, полна неожиданностей, чем и прекрасна. А вдруг Шарлотте бог дал вместе с недугом дар предвидения и она окажется права? Этого не может быть, но все же…»
23
Прошел месяц.
Софию встречал Борис – даже цветы купил! А ведь перед отъездом жены в Москву их отношения так и остались, мягко говоря, натянутыми. Она заявила, что не намерена жить в режиме холодной войны, вернется и переедет к отцу. Значит, подействовало.
Сели в машину, Борис поинтересовался как ни в чем не бывало:
– Что так долго? Целую неделю проторчала в столице.
– Тетя не отпускала.
– Ну и как твой роман? Взяли?
Он был заранее готов к ответу – нет.
– Через два месяца вынесут приговор, – сказала она. – Я отдала в два издательства.
Дома ее удивил накрытый стол, ведь рестораны София теперь категорически отвергала. Прощения Боря, конечно, не попросит – ему легче удавиться, но он готовился к ее приезду, что можно расценивать как извинения. Выпили. Ели плохо прожаренное мясо – кулинар из мужа не ах. И вдруг он спросил:
– Сонька, скажи честно, ты мне изменила?
– Ммм… – взвыла она. – Боря, когда ты меня спрашиваешь об этом, я жалею, что и правда не изменила тебе.
– Так бы сразу и сказала, – буркнул супруг, наливая вино.
С ним с ума сойдешь.
Два месяца пролетели, София все не решалась позвонить в издательства. Ходила вокруг телефона, уговаривая себя:
– Ничего страшного не произойдет, если откажут, издательств много, я, как Сталлоне, пойду по ним…
И набрала номер. Не прочли. Жаль. Но таких, как она, наверное, сотни, всех не перечитаешь. Осталось еще другое издательство. Но слишком крутое, чтоб рассчитывать на успех. Все-таки позвонила. И услышала вдруг:
– Рецензии положительные. Что у вас еще есть?
– В работе… только начала, – промямлила София, находясь буквально в шоке. Ведь ни строчки не написала!
– Сколько времени вам понадобится, чтобы дописать?
– Месяца два… может, больше…
– Дописывайте и высылайте по электронной почте.
София находилась в полуобморочном состоянии, но немедленно позвонила отцу:
