– Я верю, – просто сказал барон.
– Хочешь подумать?
– Лишнее. Я достаточно думал раньше. В следующую нашу встречу я передам тебе план и отчет по проведению штабных учений стратегических ракетных войск НАТО в Западной Германии под кодовым названием «Разящий меч».
После проверки полученных материалов Центр включил полковника Мориса де Вольтена в агентурную сеть легальной парижской резидентуры, присвоив ему псевдоним Аристократ.
Для успеха в предстоящей разведывательной работе имеет большое значение, как складываются человеческие отношения между куратором и его агентом. Взаимная симпатия, сходство вкусов и интересов, уровень образования – все работает или не работает. В случае с бароном личность Петрова, ставшего фактически его другом, оказалась идеальной. Постоянная моральная поддержка многое значила для де Вольтена – офицера НАТО, который, по всем законам, у себя на родине считался предателем. Агент все время нуждался в подтверждении правильности своего поступка. Это прекрасно понимал Петров, который, чутко улавливая настроения Мориса, поддерживал его в моменты неизбежных колебаний и сомнений.
Незаметно шло время, и заканчивался второй двухгодичный контракт Петрова с ЮНЕСКО. Он, успешно трудясь как на своей основной, так и на «крышевой» работе, мог вполне рассчитывать еще на два года. Однако Париж был мечтой многих, включая работников с «мохнатыми лапами», и в Москве уже готовили замену для резидентуры. Петров спокойно воспринял сообщение о том, что по завершении текущего контракта он должен вернуться в Центр, где его ожидает повышение по службе. Тем паче что дочь поступила в университет и в ее юном возрасте ненавязчивый присмотр отца был бы очень кстати, о чем постоянно писала ему жена из Москвы. Вполне возможно, к искреннему беспокойству за судьбу дочери примешивалось желание быть рядом с любимым мужем.
Что касается поста в ЮНЕСКО, то это было делом МИД СССР. Если удастся подыскать достойного кандидата, то, возможно, и пост в ЮНЕСКО сохранится за советским представителем. А если нет, тоже не беда – посты возникали как грибы после дождя, что характерно для любой бюрократической организации с постоянной тенденцией расширяться. При этом Советский Союз в те времена обойти никак было нельзя. Квота строго соблюдалась.
В Секретариате ЮНЕСКО немало подивились отказу Петрова от продления контракта. Пришлось придумать весомый предлог: болезнь отца. Только такая причина позволяла достойно выйти из положения – еще никто из советских сотрудников не отказывался добровольно от работы в Париже. А то, что приказы не обсуждают, – не расскажешь.
Сменить Петрова должен был подполковник Владимир Кулябов. Более того, он назначался заместителем резидента в Париже по линии ПР – политической разведки. Владимир Александрович, как и положено, затребовал дела, чтобы ознакомиться со своими будущими агентами. И тут выяснилось – однако, какой сюрприз! – что разработка Аристократа началась с подачи другого агента Петрова – некой Мимозы. Она же Легаре, она же Бережковская. Взглянув на фотографию Мимозы, Кулябов аж вспотел. Наташка! Девочка с Арбата! Первая любовь. Брошенная любовь… Ну и дела! И подполковника бросило из жара в холод, только мурашки побежали от шеи до пяток. Итак, что он обязан сделать? Немедленно идти к руководству и докладывать: «Я отлично знаю Бережковскую – учился в соседней школе, жили рядом, чуть не поженились и так далее. Жду указаний». И что? Все очень просто! Медным тазом накрывается Париж. Не факт, но может. Кулябов отдавал себе отчет, какими последствиями грозит для дела его встреча с Мимозой – оскорбленной женщиной, которая его так и не простила. Как она тогда бросила ему в лицо: «Ты все сказал? Так вот, иди и налаживай отношения со своей соседкой по даче. Мне больше не звони. Может, ты и будешь дипломатом, но никогда, слышишь, никогда не станешь мужиком. Прощай!»
«Снова ты встаешь у меня на пути, Наташа – Мимоза. Но что же делать, что же делать?»
И подполковник Кулябов пошел на обман. Точнее, скрыл, что он лично хорошо знает Мимозу… Ради карьеры. Ради работы в Париже, в городе его мечты, куда ему до настоящего времени приходилось выезжать только в короткие служебные командировки.
Не знает он никакой Бережковской! Кто докажет? Правда, ему удалось убедить руководство, что для пользы дела, то есть для большей безопасности такого ценного агента, как Аристократ, не следует передавать ему на связь и Мимозу, а лучше пусть работает с ней другой сотрудник резидентуры. Тем более что последнее время ведет она себя непредсказуемо. Отказывается выполнять распоряжение Центра о прекращении связи с Аристократом. С Кулябовым согласились.
А тем временем Петров, пока не окончился его контракт, продолжал результативно работать с бароном. Правда, теперь они все реже и реже виделись. Встречи готовились тщательно, с обеспечением всех возможных мер безопасности. Походы в рестораны и кафе в центре города, которые имели место на этапе разработки барона, давно прекратились. Барону дали связника-француза, опытного агента, убежденного тайного коммуниста, работавшего на КГБ более десяти лет. Однако раз в три-четыре месяца Петров и де Вольтен все же встречались в отдаленных районах Парижа, в неприметных кафе, в сквериках или парках. Каждая встреча санкционировалась руководством Центра, которое понимало, что Аристократу нужна постоянная моральная подпитка, что необходимо держать руку на пульсе его настроений, с тем чтобы он работал с полной отдачей. Материалы, добываемые для КГБ де Вольтеном, можно назвать воистину бесценными – фотографии и копии секретных планов и директив НАТО, карты, на которых нанесены зловещие линии ядерных ударов, мобилизационные планы стран – участниц Североатлантического сообщества (кроме Франции) и многое другое. Кстати, французский мобилизационный план, правда, полученный от иного источника, уже находился в Москве. Морис все больше «привязывался» к Петрову, что вполне объяснимо. Психологам от разведки этот феномен прекрасно известен. Только с Борисом он мог поговорить о том, что у него творится на душе. Не только о тайной работе, связывающей их, но и о внутренних переживаниях, сомнениях, семейных отношениях, проблемах с дочерьми и планах на будущее. Удивительно, но Морис лишь вскользь, один-два раза упомянул Натали… Поразмыслив, Борис объяснил это тем, что де Вольтен оберегал ее, полагая, что КГБ может попросить его использовать Натали в своих целях. Ведь в КГБ имели представление и о том, что у нее за салон, и о том, что за люди его посещают. И вот настал момент, когда Морис услышал от Петрова: «Скоро я должен вернуться в Москву». Морис на секунду замер, а потом тихо произнес:
– А как же я?
– А с тобой будет работать другой человек. Это отличный мужик и опытный разведчик, скоро он приедет, и я вас познакомлю, – с фальшивой бодростью произнес Петров, пряча глаза. Он старался говорить как можно спокойнее.
Барон был ошарашен, он вдруг понял, что в определенном смысле его поступок полтора года назад во многом зависел от личной симпатии к Борису, порядочному и умному, ставшему для него прежде всего близким по духу человеком. И решение работать на КГБ – кроме весомых принципиальных доводов – тоже во многом зависело от его доверия к Петрову. Аристократ прекрасно понимал, что вынужден подчиниться законам разведки, где кураторов и связных не выбирают. Как человек военный, он также понимал: для него работа с новым руководителем – приказ. А приказы не обсуждают. Но скрыть своего замешательства и растерянности де Вольтен не сумел.
