Лизетта изобразила святую невинность.
– Слышала, как ты вчера разговаривал по телефону…
– Но тебя же не было в комнате!
– Знаю, Маркус, – отозвалась она с ноткой возмущения в голосе. – Но сложно не услышать, когда гулкий мужской бас сообщает, что на проводе генеральный штаб Парижа.
– С какой стати тебя интересует генерал или мои встречи с ним? – раздраженно спросил Килиан.
Так он и в самом деле встречается с Штюльпнагелем! Лизетта лихорадочно соображала.
– Ну, я хотела тебя попросить упомянуть мое имя.
– Что?
– Не хочу и дальше работать на банк. Наша с тобой поездка все изменила. Да и вообще, у меня же не постоянное место – так, перебиться пока. На место у тебя в кабинете я претендовать не могу, но… Разумеется, если ты не хочешь…
На лице Килиана отобразилось облегчение.
– Понятно. Что ж, конечно, упомяну.
– Правда? Спасибо! Я бы с удовольствием устроилась где-нибудь переводчиком. Мне любой отдел годится.
– Предоставь это мне. – Маркус вежливо расцеловал ее в обе щеки, смутился при виде Клауса, открывающего дверцу автомобиля, и тихо пообещал: – Я буду думать о тебе ежеминутно. Я с тобой свяжусь.
Она кивнула.
– Жду.
– Клаус отвезет тебя домой. Спасибо за помощь. Ты, разумеется, очаровала отцов церкви, как очаровываешь и всех остальных.
– Рада, что оказалась полезной.
– Без тебя мне будет невыносимо, – шепнул он ей на ухо и улыбнулся. – Передавай привет Вальтеру.
– Я буду скучать по тебе, Маркус, – вздохнула Лизетта.
Он закрыл дверь и постучал по крыше, подавая водителю сигнал, что можно трогаться с места. Килиан вскинул руку, прощаясь. Лизетта не сводила с него глаз.
Килиан не терял времени даром. Он прервал свою недолгую поездку раньше, чем собирался, именно потому, что два дня назад получил сообщение от Штюльпнагеля.
С самого начала поездки Килиан выходил на связь с генералом раз в несколько дней. Они условились, что, пока ситуация остается без изменений, разговор будет касаться работы или хода поездки. Если же Штюльпнагель начнет очередную беседу вопросом о погоде, это сигнал: заговор с целью покушения на Гитлера вот-вот обретет точную дату, а значит, Килиан должен незамедлительно вернуться в Париж. Вчера обычная светская беседа приняла новый оборот. С первых слов разговора Штюльпнагель поинтересовался, как Килиану нравится раннее лето на юге. Сердце у полковника забилось быстрее обычного.
Он удивился, что Лизетта не стала спрашивать, чем вызвана внезапная перемена планов – однако она вообще не проявляла интереса к его повседневной работе, разве что к своим обязанностям переводчицы. Однако ее вспышка в машине выбивалась за рамки обычного, и Килиан сердился на себя за то, что наговорил лишнего. Сказанного им было достаточно, чтобы подвести и его, и других под расстрел. Одно лишнее слово погубит десятки людей и выявит всю цепочку заговорщиков до самого Берлина.
Стоя перед входом в отель «Рафаэль» и глядя вслед отъезжающему автомобилю, он на миг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Он доверял Лизетте и не сомневался, что может на нее положиться, но у него совершенно не было времени обдумать все толком. Наскоро переодевшись, он связался с канцелярией Штюльпнагеля и доложил, что прибыл в Париж. Через несколько минут генерал перезвонил ему.
– С возвращением, Килиан.
– Спасибо, генерал. Давно не виделись.
– Это точно. Может, встретимся, обсудим планы церемонии благословения?
– Давайте, генерал. Когда и где?
– Можете прямо сейчас? Встретимся перед Лувром.
– Замечательно. Уже выхожу.
Килиан пришел на место встречи первым, тем самым получив возможность полюбоваться величественными окрестностями Луврского дворца. Сколько же исторических личностей ходили по этим каменным плитам! Помнится, Наполеон переименовал музей в свою честь. Килиан грустно улыбнулся: Гитлер бы охотно последовал примеру Наполеона.
Штюльпнагель не заставил полковника долго ждать.
– Хайль Гитлер, – без тени энтузиазма произнес генерал. – Войдем внутрь?
– Да, конечно, – отозвался Килиан. – Стыдно сказать, но я в Париже с прошлого года, а здесь был всего лишь раз.
– Да тут особо нечего смотреть, – проворчал генерал. – Несколько скульптур. Попечители растащили все по шато в центральной Франции. Говорят, «Джоконда» нынче украшает чью-то спальню. Нет, ну вы представляете?!
Килиан хмуро улыбнулся. Да, он вполне себе это представлял. Попечители вывезли из прославленного музея и галерей бесчисленное множество шедевров, в том числе и «Мону Лизу». Интересно, каково это – утром открыть глаза и увидеть знаменитую печальную улыбку итальянской красавицы?
Заговорщики направились к скульптурной галерее, их шаги гулко звучали в тишине пустых залов.
Штюльпнагель помедлил перед изображением греческого бога, любуясь идеальной мускулатурой, искусно высеченной из серого мрамора.
– Цель близка, – произнес он, не отводя глаз от статуи. – Через несколько недель мы будем готовы. Насколько мне известно, все произойдет в «Вольфсшанце».
– Почему все решили, что в «Волчьем логове» шансов преуспеть больше? Я там был, да и вы тоже. Командный комплекс чрезвычайно укреплен. Охрана и меры безопасности там – полный кошмар.
– Имейте веру, полковник.
Килиан нервно вышагивал по залу.
– Четыре неудачных покушения. Это безумие. Он неубиваем. – Полковник невесело рассмеялся, вспоминая отчаянную попытку фон Герсдорфа убить Гитлера на выставке в Париже при помощи взрывчатки, спрятанной в карманах.
Генерал сурово посмотрел на него.
– Те, у кого еще осталась совесть и отвага, не теряют надежды, – возразил он.
– Когда, сэр? – спросил Килиан.
– В любую минуту.
– Но есть же какая-то предварительная дата?
– Еще нет. Скорее всего – в июле. А кроме «Вольфсшанце», иных вариантов не осталось, поскольку Гитлер практически не появляется на людях и не бывает в Берлине. – Он вздохнул. – Я предупрежу вас за несколько дней. Самое большее – за три, а возможно, и того меньше.
Килиан остолбенел.
– Всего за несколько дней?
– Вам случалось выигрывать битвы и за меньший срок, – напомнил ему Штюльпнагель.
– Как именно собираются действовать?
– Этого я вам сказать не могу, – покачал головой генерал и тут же пояснил: – Нет, Килиан, это вопрос не доверия, а безопасности. Чем меньше вы знаете, тем менее уязвимы. Я же говорил, если наша попытка провалится, надо хотя бы сохранить верных нашему делу людей, следующий оплот сопротивления. Вы – часть этой системы. Гестапо смыкает кольцо вокруг нас, причастных к заговору против Гитлера. Мы не откажемся от попыток, пока не достигнем цели – или пока не погибнет последний из нас. А если мы не сумеем добиться своего, ваше имя останется незапятнанным – и на ваши плечи ляжет задача найти новых людей и предпринять новую попытку. Наша армия терпит сокрушительное поражение на Восточном фронте. Мы проигрываем в Италии, и вы знаете, что следом будет Кале. Для тех из нас, кто жаждет мира, время на исходе.
