Описав в красках страдания наших соотечественников, которым приходится ежедневно сталкиваться с проблемами изоляции региона, Олег вызвался мне помочь. Он-то и предложил мне проехать на его «десятке» обе границы — белорусско-литовскую и литовско-российскую, чтобы неформальным образом изучить тему и показать болевые точки транзита. Я с благодарностью согласился.
Через пару дней Олег с оператором уже встречали меня в минском аэропорту. Не мешкая, мы сразу отправились в дорогу в направлении Литвы. Быстро пройдя на полупустой границе все пограничные и таможенные формальности, мы въехали в Литву и на большой скорости понеслись в сторону Вильнюса.
В столице Литовской республики нас приняли крайне настороженно. Здесь хорошо знали и меня и боевой характер Конгресса русских общин, который был представлен в Сейме активистами Союза русских Литвы. Тем не менее, встречи прошли в «конструктивном ключе», как бы выразились дипломаты. За несколько часов пребывания в Вильнюсе я успел повстречаться с президентом Валдасом Адамкусом, его спецпредставителем Гядеминасом Киркаласом (ныне — премьер-министр этой страны), бывшим тогда премьер-министром Альгирдасом Бразаускасом, руководством Сейма, МИДа и МВД республики.
Вручив Адамкусу послание Путина, я выслушал в ответ заверения литовской стороны «решить калининградский вопрос с максимальной пользой для обеих соседних стран». Действительно, литовцы очень активно работают в «Русской Прибалтике», имеют там массу совместных предприятий, и ссориться с нами из-за твердолобости евробюрократов Вильнюсу было ни к чему.
Завершив дела в Литве, мы выдвинулись в сторону российской границы. Наиболее оживленным переходом на ней является пограничный пункт в Советске (бывший немецкий город Тильзит). До него нам было ехать всего несколько часов. В зеркале заднего вида я заметил сопровождавшую нас машину с людьми в штатском. Думаю, что такая забота была напрасной — в Литве ездить удобно и безопасно, и мы быстро долетели до Советска без всяких проблем и осложнений.
Километров за двадцать до границы нас на трассе встретил черный «Мерседес» российского генконсула. Я отказался покидать руль «десятки», поблагодарил дипломата и попросил его следовать за нами.
Моя уловка сработала — на российском берегу нас ждала целая процессия во главе с губернатором, федеральным инспектором и командующим Балтийским флотом. Слава Богу, что они не прихватили с собой оркестр. Все они решили, что я важно еду в «Мерседесе», а поскольку наш «Жигуль» закрывал на мосту «немцу» дорогу, ко мне подбежал офицер-пограничник, торопливо проштамповал наши паспорта и велел быстро отсюда сваливать, так как «следом за нами едет крутая шишка». Мы, еле сдерживая хохот, понятливо кивнули ему.
Я прибавил газа и объехал толпу встречающих, нетерпеливо переминавшихся с ног на ноги в ожидании долгожданной «шишки». Оператор включил камеру, Грознецкий подсоединил к ней микрофон, и, оставив машину, мы подошли сзади к губернатору. Я тронул его за плечо и спросил: «Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?». Так мы весело познакомились с руководителем «Янтарного края» России Владимиром Егоровым.
За три месяца, остававшихся до саммита России и Европейского Союза, я десятки раз посещал Калининград, провел многочисленные встречи с областным руководством, командованием Балтийского флота, бизнес-элитой и местными СМИ, наведывался к очереди у литовского консульства, где обеспокоенные изоляцией региона калининградцы днями и ночами ожидали обещанных им транзитных виз.
В бывшей столице Восточной Пруссии было открыто Бюро спецпредставителя, которое возглавил переехавший на полгода в Калининград Андрей Савельев. Руководству страны им были подготовлены уникальные материалы и предложения по развитию инфраструктуры региона, созданию специальной экономической зоны по типу «налоговой воронки» для граждан ЕС, снятию напряжения на пограничном и таможенном контроле, борьбе с криминалом и сепаратизмом.
Группой спецпредставителя был обеспечен вывод переговоров с Литвой и Европейской комиссией на совершенно иной качественный уровень. В западной прессе появились серьезные публикации об «обоснованности российских озабоченностей по калининградскому транзиту», соответствующая дискуссия развернулась в ПАСЕ и Европарламенте, в Берлине подобные слушания прошли в Германском обществе внешней политики.
Особо мощное давление на твердолобую позицию еврокомиссаров оказали главы крупнейших государств и авторитетные общественные деятели Европы, с которыми я успел провести предметные переговоры. Президенты Литвы и Польши Адамкус и Квасьневский, итальянский, испанский и литовский премьеры Берлускони, Аснар и Бразаускас, главы МИДов Франции (Де Вильпен), Италии (Фини), Греции (Папандреу), статс-секретари внешнеполитических ведомств Австрии, Германии, Финляндии, Дании, комиссары ЕС Проди, Паттен, Ферхойген, Де Паласио, Солана, ветераны европейской политики Ахтисаари и Геншер — таков неполный список участников моих ежедневных переговоров по разрешению этого важнейшего для России и Европы вопроса.
23 октября 2002 года — за две недели до саммита Россия — ЕС — я вылетел в Копенгаген для окончательного разговора с датчанами. Эти оказались самыми упертыми. Согласно неформальному распределению ответственности внутри Евросоюза Дания «курировала» Литовскую Республику. Вильнюс докладывал в Копенгаген обо всех своих договоренностях с Москвой по транзиту, жалуясь на меня, мол, «русский спецпредставитель выкручивает нам руки».
Занимая по калининградскому транзиту самую непримиримую позицию, Дания пользовалась своим положением председательствующего на тот момент в ЕС. Ее полугодовое председательство выпало на вторую половину 2002 года — период самых острых переговоров по транзиту. Копенгаген вмешивался во все детали нашей дискуссии с Литвой и Европейской комиссией, пытаясь вставлять палки в колеса везде, где это только было возможно.
Более того, датчане сами давали повод усомниться в их желании вести с Россией честные переговоры. Они разрешили проведение в Копенгагене в конце октября очередной сходки эмиссаров чеченского бандитского подполья, официально называемого «Конгрессом чеченского народа». О недопустимости таких враждебных по отношению к России действий я сам неоднократно предупреждал своих скандинавских собеседников. В ответ они только «растерянно» удивлялись, «как в условиях демократии они могут запретить форум чеченских диссидентов».
Однако вечер 23 октября расставил все точки над «i». В момент, когда мы завершали тяжелые переговоры с датскими дипломатами, банда Бараева взяла в заложники сотни мирных людей — москвичей и гостей столицы, пришедших в театр на мюзикл «Норд-Ост». Первым же самолетом утром 24 октября я вылетел в Москву и сразу же из аэропорта поехал на Дубровку — в оперативный штаб по освобождения заложников.
Организовав работу с иностранными дипломатами, которые до моего приезда в поисках хоть какой-то информации прохаживались по коридорам штаба, нам удалось с помощью представителей дипкорпуса выйти на связь с их соотечественниками, находящимися среди заложников, и добыть, надеюсь, полезную для силовиков информацию. Вместе с помощником президента Сергеем Ястржембским мы забирали у доктора Леонида Рошаля детей-заложников, которых ему удалось спасти до начала штурма. Сам штурм и операцию по спасению заложников с четырех утра 26 октября я комментировал в прямом эфире канала «РТР».
