Таков был ход мыслей Фаррингтона.
Он был столь мучителен и нелеп, что Смит не удержался бы от смеха, если бы услышал изложение этих мыслей от Фаррингтона, а не догадался о них сам, в приступе озарения. Невинность Эмилии была очевидна и не вызывала ни малейших сомнений. Никакое притворство столько не продержится. Ее религиозные убеждения, и еще в большей степени ее характер никогда бы не позволили ей ни на шаг отойти от требований морали. Что же касается Гэндзи, Фаррингтон приписал ему такую степень похоти, хитрости и неуправляемой страсти, какую можно было встретить — если вообще можно — разве что в Запретном Городе манчжуров или в серале турецкого султана, но никак не в этой суровой, воинственной стране.
Заблуждения Фаррингтона никак не повлияли на чувства самого Смита. Но когда он догадался о них, это заставило его взглянуть на Эмилию в ином свете, и то, что, как ему показалось, он увидел, потрясло Смита куда сильнее, чем измышления Фаррингтона. Что же это было — внезапный проблеск правды или уже его собственное заблуждение?
Смит отыскал Эмилию в комнате, выходящей в розовый сад. Двери были открыты, давая дорогу легкому бризу и позволяя любоваться цветами. Рядом с Эмилией лежало несколько развернутых свитков, исписанных японскими иероглифами. Но Эмилия не смотрела ни на свитки, ни на цветы; взгляд ее был устремлен на башню, высящуюся на противоположной стороне сада.
— Даже когда вы сидите не среди урн с прахом, а в саду, кажется, будто ваши мысли по-прежнему с ними, — сказал Смит. — Вы точно уверены, что не склонны к уходу от мирской суеты?
— Если мои перспективы будут таять с такой же скоростью, как сейчас, возможно, это и вправду будет наилучшим выходом для меня.
— Что вы имеете в виду?
— Роберт возвращается в Эдо.
— Несомненно, потому, что его вызвал туда посол.
— Так он сказал.
— Какая же еще может быть тому причина? Он ведь обожает вас, как и я.
— Вы действительно так думаете?
— Он пробыл здесь три недели, чтобы только удостовериться, что вы пришли в себя после понесенной утраты. Лишь долг службы заставил бы его удалиться.
— У меня такое ощущение, что он скорее наблюдает за мной, чем заботится обо мне.
— У человека добродетельного чересчур обостренное чувство приличия иногда граничит с чрезмерно живым воображением.
— Я не в состоянии понять, что в моем поведении могло дать основания для подобного воображения. И я не назвала бы Роберта добродетельным. Человек добродетельный не станет выносить поспешных решений.
— Если он и был поспешен, то лишь потому, я уверен, что заботится о вашем благополучии. — Смит улыбнулся. — Экая, однако, ирония: я уверяю вас, что лейтенант Фаррингтон искренне о вас заботится. Даже забавно.
— Мне тоже. Особенно в свете того, что вы чуть не набросились на него всего два дня назад.
— Простите, сорвался. Но я ведь сразу извинился.
— Вы не просто сорвались, Чарльз. В тот день между вами и Робертом что-то произошло. И в результате вы потеряли контроль над собой, а он впал в полнейшее замешательство. Что было тому причиной?
Смит чуть помедлил, тщательно подбирая слова.
— Его мысли и то, что я вдруг о них догадался.
— Это я поняла и сама.
— Дальнейшее выходит за рамки беседы, которую подобает вести леди и джентльмену.
Эмилия нахмурилась.
— У вас с Робертом появилась одна и та же мысль, предположительно, обо мне, мысль, которая подтолкнула вас наброситься на него. Однако же, вы не считаете возможным озвучить ее в моем присутствии? Надеюсь, вас не удивит, что ваш ответ меня не удовлетворяет?
Смит поклонился, признавая поражение.
— И тем не менее, нам следует оставить эту тему.
— Это наносит ущерб как моему любопытству, так и моим чувствам.
— Когда вы будете помолвлены, Эмилия, это происшествие уже не будет иметь значения, а значит, не имеет и сейчас.
— Когда я буду помолвлена… Простите, что я так долго тянула с ответом. Уверяю вас, ни вы, ни Роберт в этом неповинны. Это исключительно моя вина.
— Я не стал бы называть любовь виной, — заметил Смит.
Лицо Эмилии тут же залила краска. И Смит понял, что его догадка верна. Присущая Эмилии честность выдала ее, хотя девушка и не произнесла ни слова. Эмилия старалась, как могла, скрывать правду, но теперь Смит ее разглядел.
— Если бы я действительно была влюблена в вас или в Роберта, все было бы намного проще, — сказала Эмилия. — Но хотя я восхищаюсь вами обоими, это все-таки не то. И потому мне так трудно сделать выбор.
— Трудно, — согласился Смит. — Но не в том, что касается выбора. Он-то уже сделан. Вы уже влюблены.
Теперь, когда он все понял, в душе его всколыхнулось сострадание. Лежащая перед Эмилией дорога была полна таких опасностей, каких она даже вообразить себе не могла. Покушение Таро — Смит теперь понимал, что в этом, если и не во всем прочем, Фаррингтон прав, — определенно лишь первое из многих.
— Вы должны следовать зову своего сердца. Как же иначе? Тут лишь один вопрос: взаимны ли ваши чувства? Если нет, то любовь не принесет радости — одни лишь страдания. В таком случае вам лучше бы было предпочесть восхищение любви.
— Мне кажется, мы говорим о разных вещах, — заметила Эмилия.
— Вы любите князя Гэндзи, — сказал Смит.
Если бы Эмилия не сидела в этот момент, она бы наверняка упала.
— Господи, помилуй! — вырвалось у нее. — Это настолько заметно?
— Нет, — успокоил ее Смит. — Я не был уверен вплоть до нынешнего момента. И насколько мне известно, я — единственный, кто это вообще заподозрил.
— А Роберт — нет?
— Его подозрения носят совершенно иной характер.
К радости Смита, Эмилия не стала более размышлять в этом направлении. Вместо этого она уронила голову и спрятала лицо в ладонях.
— Что же мне делать?..
— Потерпеть, — сказал Смит. — Когда мы с лейтенантом Фаррингтоном уедем, очень может быть, что князь Гэндзи угадает правду. Тогда он либо предпримет ответные действия, либо нет, и вы получите ответ.
Когда Эмилия подняла голову, глаза ее были влажны, но она улыбалась.
— Спасибо вам, Чарльз. Вы — настоящий друг, добрый и надежный.
Смит поклонился.
— Если ваша самая заветная надежда не исполнится, я готов по-прежнему быть добрым и надежным, и не только другом. Я должен буду провести ближайший месяц в Эдо — дела требуют. Но я навещу вас снова, прежде чем покинуть Японию.
— Я не заслужила подобной предупредительности.
— И тем не менее, она ваша. — Смит улыбнулся. — Но будьте осторожны. Ваши взаимоотношения с князем Гэндзи уже породили множество злостных слухов в здешнем европейском сообществе. Эти разговоры весьма вредят вашей репутации.
