Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Ну, без яиц так даже удобнее, – сказал Витька-Доктор. – Во-первых, не отвлекают…
Как медик, он мог бы этим великовозрастным неучам объяснить, и что такое простата или предстательная железа, и при чем здесь яйца, и вообще, какая именно операция их товарищу предстоит. Но ничего подобного делать не стал. Здесь он им не врач.
– Они мне дороги как память, – сказал Рыжюкас.
– Ничего, можно засушить и носить на шее, как медальон, – предложил выход Сюня.
Рыжюкас грубоватую шутливость приятеля поддержал. Рыдать им тут с ним, что ли!
– Для кино не годится, – сказал он.
Друзья посмотрели на него, выжидая. Сейчас что-нибудь забойное выдаст.
– Это мы с моим режиссером снимали кино, еще про хозяйственную перестройку. По сценарию в бане паримся, ну а разговариваем, как тогда мода была, о серьезном – выход для страны ищем… Тут Гена Осинкин, профессор и московский депутат, выдает оператору прямо в камеру: «Ты Рыжюкаса ниже пояса не снимай. Он сценарист, его в лицо мало кто знает, а по яйцам – так все»…
– Вот за это и чиканут, – сказал Махлин. – Я узнавал. Начинают с кастрации. Правда, можно и химически…
– Химическая – неэффективно, – запротестовал Сюня.
– Да нет, – все-таки вставил профессиональную реплику Витька-Доктор, – практически тот же результат. – Главное, чтобы понизить уровень тестостерона, приглушив сексуальную активность…
– Но эффект не тот, – поправился Сюня, спутавший эффект и эффективность.
– А что, собственно, яйца или член? – уточнил Дизель.
– Член-то зачем же? – хмыкнул Витька-Доктор.
– Хорошо, конечно, и яйца… Но и член у него был знаменитый, – драматично вздохнул Сюня. – Однажды…
Однажды он приехал к Рыжюкасу в Дом творчества с двумя «московскими шкурками».
– Снял их прямо на улице, насилу уговорил за город поехать: интеллигентно, мол, время проведем, в литературных дискуссиях. «Ну, поддали, как положено, потом разошлись по комнатам: я с одной, он с другой. Зима, вокруг сугробы, но топили жарко, окна нараспашку… Музыка играет, он там свистит ей что-то литературное без останову, потом, слышу, затихли… И вдруг вопль на все Переделкино: «Сука, а еще писатель!». Это чувиха его елду увидела. И от ужаса голая со второго этажа – в сугроб…
3
Витька-Доктор прикатил прямо из аэропорта, он на два дня летал в Женеву, на обратном пути в «дьюти-фри», кроме закуси, кое-что закупил по поименному списку – благо летел с багажом медикаментов и практически мимо таможни.
Мишке Махлину он привез оплетенную тростником бутылку пуэрториканского рома – 11. Махлин любил только ром. Сюне – бутылку Курвуазье – 70 cl, сообщив, что она хоть и меньше на треть по объему, но стоит в тридцать раз дороже, чем ром для Махлина. Бывший директор кондитерской фабрики любил только этот коньяк. Бутылка была в цветной картонной коробке.
– Так он и получше этой жидкости для снятия лака с ногтей, – ворчливо процедил Сюня, имея в виду «вонючий» махлинский ром, – только не в тридцать, а в шестьдесят раз.
Мишке-Дизелю, как человеку без придури, Витька-Доктор передал литровую бутыль «Столичной». Дизель любил только водку своей юности и вкусов с детства не менял.
Для себя Витька-Доктор выгрузил пузатую трехлитровую бутыль бургундского красного вина сельского разлива. Он любил только вино, а объем по литр-градусам пересчитал, чтобы не было обидно.
Рыжюкасу, как «виновнику торжества», он вручил литровую «Блэк Лэйбл». Рыжий предпочитал виски, и только «Блэк Лэйбл».
Все эти напитки они именно любили, и Витька-Доктор это знал. Так же, как и то, что они терпеть не могли винегрет и столичный салат с майонезом. Они их не употребляли с той поры, когда целый год в восьмом классе после каждой «складчины» дружно выблевывали их, вместе со всем, что бы тогда ни выпивали, так как все, что тогда пили, было для них сущей мерзостью, хотя и поднимающей настроение.
Правда, потом еще целый год, уже в десятом классе, они поднимали себе настроение тем, что совсем ничего себе не позволяли. После того, как Мишка Махлин придумал заправить двухлитровый стеклянный сифон (в «приличных» домах такие сифоны только вошли в моду) не водой, а газированной водкой. Пилась сорокаградусная «шипучка» легко, как шампанское, но трое суток так фыркало в нос, отдавая сивухой, что тела их дергались в судорогах, и нутро у всех выворачивало наизнанку. Витька-Доктор тогда и предложил завязать. И больше не пить принципиально.
Но принципы ведь не то, с чего начинают…
И сейчас они не просто любили выпить. Они научились различать вкус того, что потребляли. Вкус у каждого сложился свой, но такое не разделяет. Никто здесь не собирался смешивать бургундское со «Столичной», а что до нормы, то норма у каждого тоже была своя.
Более того, они понимали, почему они пьют, причем иногда и по-черному. Пить по-черному помогает во многих случаях. Вроде такого, когда начинаешь перестраивать отчий дом, весело разбросав его по бревнышку, а потом залатывать крышу остаешься один, потому что и дом не тот, и ты никому не нужен. Или когда уверенно стартанешь, потом рвешь сломя голову по жизни, радуешься каждому взятому подъему, и вдруг оказывается, что ты ошибся и всю дорогу мчал не туда. И все, к чему стремился, утратило смысл и никому на хер не нужно…
4
– А ему можно? – снова сволочнул Сюня, кивнув в сторону Рыжего.
– Мне – можно? – Рыжюкас посмотрел на Витьку-Доктора, как бы желая проверить, не сдал ли тот за эти годы. Вообще-то он не очень доверял людям, которые любят сухое красное вино.
Витька-Доктор не сдал.
Он вообще не изменился: худощав, нос торчит кинжальными ножнами, глаза внимательные, но буравят сарказмом, длинные цепкие пальцы с белыми костяшками выдают хирурга. Зато живот выдает все остальное: идеально круглый, как глобус, от сухого тела как бы отделен, отчего его хочется перекатить за спину. Или вообще подфутболить.
– Тебе же не желудок удаляют, – Витька-Доктор потер кончик носа между двумя пальцами, как бы принимая решение. И, пожав плечами, поставил диагноз: – Значит, можно.
– Тем более под присмотром опытного врача, – встрепенулся Махлин, подчеркнуто уважительно к такой щадящей медицине. – А если он еще и Главный врач, так и вообще…
– Он сегодня для нас – Самый Главный, – поддержал его Сюня, – как оказавший друзьям посильную гуманитарную помощь… А вообще, медицина из всех искусств – самая благородная. Это я в поликлинике вычитал. Но из-за склероза не помню, кто сказал.
Мишка-Дизель недоуменно посмотрел на друзей:
– Мне так вообще кажется, что пить нельзя только в одном случае, – произнес он задумчиво.
Доктор насторожился.
– Если удаляют… бутылку.
5
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
