Но в конце концов она решилась. Она пошла поискать кого-нибудь. В гостиной не было ни души, и она казалась особенно пустой. Как это случалось каждый год в начале лета, из нее убирали ковры и шторы, которые украшали помещение в другие времена года. Но уже близился сентябрь. После разрушительного шторма, который так походил на шторма, случавшиеся в ее стране, воздух посвежел. Исчезла мошкара. Скоро в дом налетят мухи, но сейчас никаких насекомых. И не только насекомых, не было вообще никого.
Тельма заглянула в сад. На кухню. В столовую. Затем, набравшись духу, зашла в жилую часть дома, где располагались комнаты хозяйки, ребят и гостей. Если бы не листья, которые разметал ветер по полу, комната хозяйки была бы в безупречном порядке. Этого точно нельзя было сказать о комнате Филиппо и Сэми. Прежде чем войти в нее, Тельма постучалась. Она всегда боялась застать мальчиков голыми. Когда она наконец открыла дверь, она почувствовала обычный запах и увидела обычный беспорядок. Филиппо и Сэми только что вернулись с летней стажировки из Англии. Хозяйка в этом году не ездила на море, она переехала на несколько дней в дом старой тетки, чтобы присмотреть за ней. Но в любом случае синьора Рахиль позаботилась о том, чтобы мальчики не лишились каникул и летних курсов. Они вернулись днем ранее, как всегда, похудевшие и возбужденные. В их недоразобранных чемоданах лежали грязные майки, мятые штаны, потрепанные кроссовки. На стуле валялись мокрые полотенца и халат. А также огромное количество дисков, купленных в Англии. В ванной царил тот же бардак. Казалось, что ребята искупались не только в ванной, но и рядом.
Итак, Тельма впала в отчаяние. Ей показалось, что ее оставили одну. Она вернулась в сад, чтобы позвать кого-нибудь, но там никого не было. Едва не плача, она спустилась в полуподвальное помещение. Положение дел ухудшилось, вынудив Тельму попробовать снова: она постучала один раз, потом еще и еще, каждый раз сильнее. В какой-то момент ей показалось, что за дверью слышится какое-то движение, но, возможно, это был всего лишь ветер.
Наконец, нарушив запрет, в душевных терзаниях призывая Иисуса, как будто только он мог дать ей сил и в то же время прощение за это нарушение, Тельма попыталась открыть дверь в полной уверенности, что она заперта на ключ.
Но дверь была открыта.
Комната напоминала болото. Это был тот самый запах влаги и гниения, который напомнил Тельме рисовые плантации ее далекой родины.
Тело профессора было там, на полу, лицо и грудь погружены в это болото, из которого виднелась жалкая спина, напоминающая аллигатора на бойне.
Впрочем, последнее сравнение принадлежит автору сего произведения, а не Тельме, которая, учитывая обстоятельства, не нашла ничего лучшего, как испустить истошный вопль, столь часто описываемый в детективах всего мира.
И пока Тельма вопит, мне на ум приходит вопрос, вот сейчас, когда Лео больше нет: мир внезапно стал лучше? Сейчас ошибка исправлена. Исчезли вместе с ним порок, коррупция, нарциссизм, преступления? Не говоря уже о легкомыслии, невежестве, безответственном оптимизме, слепой вере в удачу. Что же, сейчас все наверняка наладится.
Да, знаю, что сейчас я иронизирую и даже грубовато. И делаю я это для того, чтобы тот, кто понимает, понял. Потому что у меня есть что вам сказать. Тук-тук! Вы меня слышите? Именно вы: три непорочных и неприкосновенных существа, живущих этажом выше! Непогрешимые хранители общественной морали, оставившие его гнить здесь внизу. Правда, правда, Лео понадобилось слишком много времени, чтобы умереть. Но теперь, когда он, наконец, сделал это, ваша очередь прибраться в комнате и заплатить по счетам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
