Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
Под Новый год Гера зашел в книжный магазин на Никитском бульваре, где любил греться, перелистывая книги с иллюстрациями, но никогда не покупая их, поскольку не имел привычки к чтению. Как и везде в те дни, в «Букбери» тесно толпились покупатели. Гере пришлось спуститься вниз, в букинистический отдел, почти безлюдный оттого, как он подумал, что подержанная книга — не лучший новогодний подарок.
В пустом проходе между полками он совсем близко от себя увидел девушку. Глухой платок на голове не выдавал всех черт ее лица и скрывал волосы. Гера увидел лишь прямой и тонкий, легкий нос, зеленые глаза слегка навыкате и некрашеные, круглые, мягкие губы. Эти губы смутили его, и он отвернулся к полке. Переминался с ноги на ногу, разглядывал, не глядя, вытертые корешки книг и чувствовал: девушка не уходит. Ему даже казалось: она смотрит на него, но повернуться к ней он не решался. И не решался выйти из прохода. Достал с полки большой темный том и стал вертеть его в руках, глубокомысленно нахмурившись. Потом, в надежде, что девушка смотрит ему вслед, с увесистым томом в руке направился к кассе. Заплатил и оглянулся. Девушки не было. Быстро поднялся наверх, пошел протискиваться по отделам. Девушки не было нигде. В кофейне магазина сел, печальный, за свободный столик. Девушки не было и в кофейне. Бросил в досаде купленную книгу на столик и заказал «эспрессо». Уныло глядя в чашку, вдруг услышал: «Ты собираешь „Литпамятники“?».
Поднял глаза. Она сидела перед ним за его столиком и весело глядела на него. Пробормотал, не в силах скрыть смятение: «Что значит — собираю?».
«Я говорю о серии „Литературные памятники“. Твоя книга — из нее».
«Из серии? Я не заметил. Я ничего не собираю; просто купил».
«Понятно. Ты увлекаешься Суворовым».
«Каким Суворовым?»
«Александром Васильевичем Суворовым, генералиссимусом. Это — собрание его писем, судя по названию… Или название ты тоже не заметил?»
«Да, не успел заметить».
«Тебе все равно, что читать, лишь бы читать?»
«Да, все равно… То есть я мало что читаю. Я не люблю читать».
«Зачем тогда купил? Из-за обложки?»
«Ну да, из-за обложки. Наверное, из-за обложки».
«Обложка никакая».
«Да, ничего особенного».
«Особенное в ней как раз есть, а книгу эту ты купил только затем, чтобы привлечь мое внимание, ведь так?»
«Да, так».
«А если так, возьми мне кофе. За это, если хочешь, я расскажу, что есть особенного в этой обложке».
Вскочил, подался к стойке. Пока ждал кофе, все боялся, что девушка опять исчезнет. Обернулся. Она не исчезала, сидела, где сидела, и весело глядела на него. Помахала ему рукой, сняла шаль с головы, освободив прямые светлые, чуть рыжеватые волосы, встряхнула ими, и он едва не опрокинул чашку кофе.
Потом она рассказывала что-то про обложку серии «Литературные памятники». О том, как на нее пустили коленкор, оставшийся от производства старых советских паспортов — оттуда-то весь этот хмурый, тускло-бурый, будто глина на болоте, цвет обложки. Гера не знал и никогда не видел, как выглядели эти паспорта, он слушал и почти ее не слышал, он просто любовался ею, просто хотел, чтобы она рассказывала что угодно, немного шепелявя и пришлепывая мягкими губами. Все же спросил, откуда она знает про обложку и уважительно предположил, что она, наверное, историк или издатель… Нет, не историк, был ответ. И не издатель, даже не полиграфист. Но ей все интересно. Допив свой кофе, вдруг спросила: «Прочтешь Суворова — расскажешь?»
«Когда?»
«При встрече».
«А когда мы встретимся?»
«Хоть завтра».
«Завтра?» — не поверил Гера.
Дома спросил отца, не сохранил ли он свой старый советский паспорт.
«Нет, я его сдал. А мама вроде сохранила… Зачем тебе?»
Паспорт нашли. Мать поглядела на себя в паспорте, на свои детские и круглые, испуганные глаза и горько вздохнула. Гера унес этот паспорт к себе, сравнил его обложку с обложкой книги. Цвет совпал, и это Геру обрадовало. В тот вечер он не включал компьютер, пытался читать письма Суворова и ни слова в них не понял. Спать лег рано, надеясь поскорей уснуть и тем приблизить следующий день. «Завтра узнаю, как тебя зовут. Спокойной тебе ночи», — сказал он вслух и тотчас уснул.
Они встретились на следующий день. Потом Татьяна была занята; они не виделись два дня, и во второй, последний день той первой их разлуки Гера в тоске позволил себе выпить виски в баре на Солянке. Вкус виски ему понравился. На третий день они гуляли по Москве до темноты, он, как всегда, не знал, о чем ей рассказать. Он не хотел признаться в том, что он всего лишь школьник, и потому не говорил ей о своем бессрочном прогуле. Молчал и слушал ее. Она рассказывала о Москве, о каждой улице, которой они шли, причем рассказывала так, словно жила в те времена, о которых рассказывала, словно жила всегда. На Большой Бронной она коротко кивнула на безжизненные темные окна серого дома напротив желтого двухэтажного старинного особняка и, не задерживаясь возле него, сказала: «Здесь был ГУЛАГ».
Гера признался: «Я слышал о ГУЛАГЕ, но думал, что он где-то на Севере, — увидел ее быстрый взгляд и поправил себя: — Я хотел сказать: в Сибири».
Она надолго замолчала. Проходя мимо «Макдоналдса», он, лишь бы молчание прервать, заговорил о телепередаче, где говорили о варягах — что-то в той передаче его намедни возбудило, должно быть, из-за выпитого виски. В ответ Татьяна высказала все, что она думает о телевидении — так резко, зло и хмуро, как если б Гера ее чем-нибудь обидел. Он испугался. Она смягчилась и впервые его поцеловала.
Утром Гера объявил Панюкову, что хочет срочно поговорить с родителями. О своем желании услышать наконец голос Татьяны, он не сказал. Достал из горшка мобильник, сунул его вместе с зарядным устройством в карман куртки и собрался в Пытавино — помня о том, что только там работает мобильная связь.
— Зачем тебе в Пытавино? — подсказал ему Панюков, провожая на автобус. — Позвонишь из Селихнова, с игонинского телефона. Лика тебя соединит и денег не возьмет. Можно и с почты, но там долго ждать и не бесплатно…
Гера вслух не возражал, но про себя решил доехать до Пытавина: он не хотел говорить с Татьяной при посторонних. Тут Панюков вмиг поменял его планы, вручив ему сложенный вчетверо линованный листок:
— Скажи Лике, чтоб отдала электрику Рашиту, но только сразу, как появится. Тут про твою розетку и про наши с ним дела.
— Кто эта Лика? Я ведь не знаю никого, — недовольно отозвался Гера, глядя в сторону, на внезапно загудевшее шоссе, и зажмурился. Автобус приближался к остановке; в его огромном лобовом стекле пылало утреннее солнце.
— Ты ее видел, — успокоил Панюков. — Такая, с красными волосами, и не замужем… Но не задерживайся слишком, мы тут люди нервные.
Гера вошел в приемную Игонина, и глаза его ожгло горячим солнцем, бьющим в окно. Лика, склонившаяся над компьютером, обернулась; лицо ее расплылось в такой улыбке, как если бы она не улыбалась, а зевала после радостного пробуждения. Она и зевнула, не переставая улыбаться — и широко потянулась, выпрямляясь над столом.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
