Я не ошибся — она будет номером семнадцать.
Я протиснулся между Эммой и Арелией, собираясь обнять бабушку Пру. Эмма приоткрыла один глаз и свирепо приказала:
— Стой, Итан Уот! Тебе еще рано идти туда, куда она отправляется!
— Она — моя бабушка, Эмма! — расправив плечи, заявил я. — Я хочу с ней попрощаться.
— Нет времени, — прошептала Арелия.
— Бабушка Пру разговаривала с мной!
— Послушай меня, Итан Уот, — произнесла Эмма. — Она прожила хорошую жизнь и готова нас покинуть. А у меня и так хлопот полон рот. Стараюсь, чтобы те, кого я люблю, оставались здесь. Поэтому ты уж прости, — фыркнула она.
Но я мрачно уставился на Эмму.
Она вздохнула и пропустила меня к бабушке. Я зажмурился и сосредоточился.
— Бабушка Пру?
Молчание.
— Что-то не так? — тихо вымолвил я.
— Не знаю. Суматоха и вырвавшиеся из-под земли демоны, наверное, спугнули ее.
— Верно, — подтвердила Арелия.
— Слишком много людей ушло в Иномирье сегодня ночью, — согласно кивнула Эмма.
— А всего будет восемнадцать, так говорится в песне.
— Не может быть! — отчаялась Эмма. — Даже карты и великие предки иногда заблуждаются!
— Эти вести посылает мне мама. А она никогда не ошибается!
«Не сомневаюсь, Итан Уот», — прочел я в ее взгляде. Она могла ничего не говорить — достаточно было посмотреть на ее стиснутые зубы и глубокие морщины на лбу.
— Эмма!
— Лиа, Арелия, Твайла, помогите нам, — вздохнула Эмма.
Мы крепко взялись за руки, образуя круг смертных и чародеев. Я — потерявшийся проводник. Лиа — светлый суккуб. Эмма — ясновидящая, заблудившаяся во тьме. Арелия — прорицательница. И, наконец, Твайла, вызывающая духи мертвых, а теперь сама ставшая призраком. Свет, который укажет бабушке Пру дорогу домой.
Эти женщины стали членами моей семьи.
— Начнем? — осведомилась Эмма у Твайлы.
Лампы погасли. Внезапно подул ветер, хотя окна были закрыты.
Тьма сгущалась до тех пор, пока мы не очутились в пустом зале, возле огромной двери. Я понял, что за ней находится хранилище. Значит, я попал в «Изгнание» — соседний ночной клуб в чародейских туннелях. Оглядевшись по сторонам, я заметил, что остался один. Я потянул на себя серебряное колесо на двери, но створка не поддавалась.
— Поднатужься, Итан! — раздался знакомый голос.
Я обернулся. Бабушку Пру в вязаных тапочках и розовом капоте была здесь! Она тяжело опиралась на стойку с бесполезной капельницей.
— Бабушка! — обнял ее я, чувствуя ее хрупкие кости под тонкой как пергамент кожей. — Не бросай нас!
— Хватит ныть! Ты прямо как Эмма! Целую неделю торчала у меня каждый вечер и рыдала! Вечно клала мне под подушку пакетики, от которых несет почище, чем от памперсов Харлона Джеймса! — поморщилась она. — Я тут засиделась! В больнице по телевизору даже мои любимые сериалы не показывают!
— Но бабушка! На карте не хватает еще стольких туннелей! А как же Мерси и Грейс?
— Вот это очень важно, малыш!
Я догадался, что она хочет поведать мне какую-то тайну. Бабушка наклонилась к моему уху и прошептала:
— Ты должен помешать им!
— Кому?! — похолодел я.
— Они что-то задумали! Хотят полгорода пригласить на мой праздник!
— То есть на поминки? — переспросил я.
— Да, Итан! Я все спланировала еще в пятьдесят два! Представь себе: фарфоровая посуда, льняные скатерти, чаша с пуншем… А Сисси Ханикатт споет «О, благодать!». Я оставила подробный список в ящике комода, надеюсь, он сохранился после пожара!
Я пораженно уставился на нее, пытаясь смириться с ее просьбой. Что ж, вполне в духе бабушки Пру…
— Да, мэм! — произнес я вслух.
— Итан, самое главное — список гостей!
— Ясно! Надо проследить, чтобы все, кто надо, получили приглашения.
— Нет же, глупая голова! Наоборот! Нельзя допустить, чтобы на мой праздник заявились некоторые личности! Это вам не день открытых дверей! — совершенно серьезно сказала она.
В ее глазах мелькнула лукавая искорка. Она словно собиралась спеть печально известную в ее фальшивом исполнении оперную версию псалма «Опираясь на руку вечности».
— Если Юнис Ханикатт посмеет переступить порог вашего дома, гони ее прочь! Сисси, конечно, впусти, а «эта женщина» может молить Господа на коленях, но моего пунша ей не видать!
Я крепко сжал бабушку в объятиях, и ее ножки оторвались от пола.
— Я буду скучать по тебе!
— Еще бы! Но хватит болтать, меня ждут дела и бывшие мужья! Не говоря о нескольких Харлонах Джеймсах! А теперь, дружок, будь хорошим мальчиком, открой дверь старой женщине! Я сегодня что-то слабовата.
— Эту? — удивился я и взялся за блестящее колесо.
— Да-да! — кивнула она.
— А что за ней?
— Понятия не имею. Но мне пора.
— А вдруг мне нельзя ее открывать?
— Итан! Ты что, боишься? Поворачивай несчастное колесо, в конце концов!
Я повиновался и практически повис на нем, но оно даже не скрипнуло.
— Значит, ты позволяешь старой женщине поднимать тяжести? — возмутилась бабушка Пру и оттолкнула меня.
Она мгновенно распахнула дверь. В зал ворвался поток света, на меня полетели брызги воды. Где-то вдали мерцала синяя гладь. Я взял бабушку под локоть, и в ту же секунду она оказалась с другой стороны двери.
— Похоже, здесь моя дорожка. Проводишь меня, как обещал?
— Что?! — застыл от изумления я.
— Ты сам рассказал мне о Последних вратах, что, забыл?!
— Я тут никогда не был!
— Ладно тебе!
Я ошарашенно уставился за дверь — там действительно стоял я. Серый, дымчатый силуэт мерцал и напоминал тень.
И меня осенило.
Именно он преследовал меня во сне.
И я видел его в объективе старой школьной фотокамеры.
Это вторая половина моей расколотой души.
Бабушка Пру помахала ему и крикнула:
— Прогуляешься со мной до маяка?
И передо мной сразу же предстала тропа, аккуратно вымощенная камушками. Она вилась по склону зеленого холма, на вершине которого находился белоснежный маяк. Безоблачное небо отражалось в прозрачной воде. А мое сердце почему-то сжалось от неожиданной тоски.
И в довершение всего я увидел себя. Я шагал навстречу самому себе.
