— А то и сам гном попадется, — пробурчал Чумп под нос, однако тут же прикинул, что до гнома надлежит преодолеть не менее дюжины возмутительно тесных коридоров, если идти по замковым переходам внутренними путями, или же несколько сотен футов довольно-таки гладкого стенного камня, если предпочесть пути внешние. Не то чтобы большая проблема, но очень бы не хотелось напрягаться зря — еще же возвращаться, сгибаясь под грузом ценных сведений (и, при везении, предметов). Не исключено, что за ближайшей же дверью обретается скромный архивариус, обремененный багажом необходимых знаний!
Входные двери во все здания, как и следовало ожидать, размещались со внутренней стороны комплекса; попасть же туда можно было через единственные ворота, по прочности не уступающие внешним городским и, как оказалось, впридачу запертые на ночь. Рядом с ними приткнулась выступающая башенка-караулка, из ее окошек валил едва заметный в ночи парок, который и заметить-то было невозможно, разве что почуять нутром опытного ночного лазателя. Туда, стало быть, соваться не стоит. Можно, конечно, предложить Вово с союзными ему камнями попытаться… Но лучше уж попробовать иначе.
Присмотрев невысокую башенку с узким окошком мансарды под самой крышей, Чумп жестом подозвал Вово и указал ему на вожделенную цель. Вово без колебаний прихватил его за бока (ущельник тихо обругался заранее, предвидя очередной перелет) и подбросил вверх — как ни удивительно, на сей раз ровно настолько, чтобы удалось уцепиться за карниз. С тихим дребезгом прогнулась старинная конструкция, Чумп скрипнул зубами, ожидая падения, но в давние времена строили на совесть, не экономя, как сейчас, ни на мастерах, ни на материалах. Гоблин осторожно отцепил от карниза одну руку, извлек ею кинжал и, нацелившись острием между створками ставней, мазнул снизу доверху. Посередине клинок зацепился за крючок, запирающий ставни изнутри; Чумп ковырнул посильнее, сбрасывая его, и в лицо ему пахнуло затхлой пылью давно не посещаемого чердака.
— Жди, — уронил Чумп вниз, перехватил кинжал в зубы и, качнувшись, вбросил тело в узенькое оконце. Как всегда, изгваздался в пыли по самые уши. Иногда неплохо бы убираться даже на чердаке! Небось не гоблины-книжники, чтобы такие залежи пыли хранить в надежде, что пригодится.
Чердак оказался завален старой мебелью, покрытой ветхими полотнищами, и Чумп не стал на нем задерживаться — высмотрел дверь и направился к ней. Рассохшаяся коробка намертво зажала ее, так что пришлось навалиться всем телом и мечтать, чтобы на треск не сбежались обитатели башни. А также — после пары безуспешных толчков — чтобы она не оказалась запертой снаружи на столь любимый рачительными хозяевами висячий замок. На третьем толчке дверь выдавилась из западни, громким треском внушив Чумпу желание как можно быстрее выскочить обратно в окно и бегом покинуть город. Однако раз уж взялся за гуж… Ноги сами понесли вниз по лестнице, кинжал снова перекочевал из зубов в руку, вниз клинком, чтобы не бросился сразу в глаза… хотя какая разница? Можно подумать, повстречав столь явного гоблина посреди гномьего оплота, кто-то перепугается больше или меньше оттого, что в лапе у него короткое лезвие.
По крутой лестнице Чумп ссыпался мешком сушеного гороха, с разбегу врезался в дверь по пути, раз уж тихо не получается, то крушить так крушить… За дверью оказалась комната с кроватью, в которой как раз открыл глаза и собирался усесться, тараща глаза в темноту, худой плешивый хуманс в ночной рубашке.
Гоблин задержался у двери ровно настолько, чтобы захлопнуть ее и припечатать пяткой, а затем одним прыжком взлетел на кровать и придавил беднягу, давши ему ощутить горлом острое лезвие.
— Тихо мне, благородный сударь, — посоветовал он, подогнав в голос самых гнусных интонаций из своего репертуара, отчего приобрел практически гзурский выговор. — Иначе же располосую как безнадежного суслика.
И сам подумал, что «безнадежный суслик» — это какое-то оригинальное зоологическое нововведение, но главное, оно оказалось образным и доступным: хуманс даже дышать без особого распоряжения оставил.
— Кем ты тут трудишься?
— Старший письмоводитель его милости наместника!
— Это я удачно зашел! Излагай внятно и безошибочно: сколько всего войск в городе, кто из себя и по какой нужде стянуты?
— Войска прибывают по сию пору по запросу его светлости, декларированная цель их — провести учения в суровых климатических условиях! — затарабанил старший письмоводитель бодро, лупая глазами в то, что им воспринималось как непроглядная темень, а для Чумпа было не более чем разреженным полумраком. — Однако размещать их в городской черте приказано с обстоятельностью и на долгие времена. На нынешний день в экстренном порядке прибыла сотня орденских карателей, а в ближайшее время планируется подход и более существенных воинских частей, что косвенно подтверждают сделанные его светлостью распоряжения касательно усиления подвоза провианта и уплотнения жилого сектора!
Чумп озадаченно хлюпнул носом. Вот, значит, как. Стаскиваются по сию пору. Начали только что, похоже что прямо после генеральского визита. Это чем же он их так напугал, если отказаться от мысли, что мог в запале помянуть Гзура вместо Занги? Ну, допустим, хитрый гном предвидел, что Панк соберется вернуться. Ну так что же с того? Эдакие силы стаскивать — нужен стимул посерьезнее, нежели опасение лишний раз полюбоваться на генералову рожу. Удовольствия от нее, рожи этой, конечно никакого, но и вреда существенного не должно быть, если конечно не считать профилактического избиения городской стражи.
— По какой же, скажи на милость, причине гномы в Хундертауэр впились, как клещи в дохлую лошадь? — озвучил Чумп сей мучительный вопрос для письмоводителя и получил, разумеется, самый ожидаемый ответ:
— Не могу знать, я сам здесь на жаловании, носа не сую глубже нужного, у меня дети!
Ну да, разумеется. Это надо не такого плешивого прихватывать, это самого Тиффиуса, да и тот, чего доброго, окажется точно на таких же птичьих правах, с детьми и на жаловании, ибо гномы как раз суть стойкие поборники разделения труда, у них один думает, а второй подставляет заради его придумки шею под гоблинские топоры. Но попробовать стоило. Итак, помимо ожидаемой городской стражи — сотня гномских карателей! Вот уж не в радость сведения. Не иначе как опять придется отступать. Вряд ли даже Талмон, если наконец появится, сильно подправит этот недобрый дисбаланс. Откуда большие силы у провинциального барона, если даже его сосед-генерал в путешествия пускается с единственными запасными штанами?
— Когда и какие войска еще ожидаются?
— Это я не в курсе, — в голосе письмоводителя отчетливо прорезалась паника. — Иные письма его светлость самолично от руки пишет, ввиду строжайшей конфиденциальности…
— Ты не эльф?
— Я? Нет!
— А один мой знакомый генерал знаешь что делает за словеса, трудные к пониманию?
— Нет. Ой! В общем, скрытничает порой его светлость. Ежели по этой части с Орденом и сообщается, то самолично, минуя мое ведомство.
— Понял. Ты не трясись, не трясись! Двум смертям не бывать, а будешь так колотиться — непременно о ножик порежешься. Вот скажи мне еще, сколько всего гномов в городе?
