Если я и сомневалась, возвращать ли именно сейчас деньги этому страшному человеку, то теперь твердо решила освободиться от бремени как можно быстрее.
– Кстати, о долгах. Об этом я и хотела бы с тобой побеседовать,– сказала я.– Собираюсь выписать тебе чек.
– На какую сумму? – тотчас поинтересовался отец.
– На пять тысяч фунтов,– твердо сказала я.
– Пять тысяч? – Он выпучил глаза.– Что у тебя за подработки, Мелисса, а? Заколачиваешь, видно, немало.
Как ему это удается? Откуда он знает, чем меня больнее уколоть?
– Я экономила,– ответила я, собираясь вернуть на место вешалки с бельем.
Стоять перед отцом с сексуальными трусиками в руках становилось все более неловко.
Тут у меня в голове прозвучал голос Нельсона, который советовал проявить твердость, и я передумала возвращать белье, даже сильнее сжала пальцами вешалки.
– А остальное когда отдашь? – грозно спросил отец.
Господи, как всегда!
Надо же было встретиться с ним именно здесь, среди манекенов в трусиках «танга» и с кисточками на сосках. Я не знала, куда девать глаза.
– Часть денег из того, что удалось скопить, пришлось потратить на шитье свадебного платья,– начала я, собираясь твердо стоять на своем.– Убила на него море времени. Если бы не я, вам пришлось бы расстаться с внушительной суммой. А организация свадьбы? Если верить журналам Эмери, она обошлась бы вам примерно в три тысячи фунтов…
– Довольно, моя дорогая,– заявил отец, поднимая руку.
Я замолчала. Как последняя дура. В его присутствии я всегда чувствовала себя так, будто нахожусь под гипнозом.
Отец взял прозрачную сорочку персикового цвета, внимательно ее изучил и подал Николь.
– Во вторую кучку, Николь,– сказал он и снова повернулся ко мне.– Послушай, Мелисса! Неужели у тебя хватит наглости предъявить счет родному отцу за платье, сшитое для собственной сестры? Потребуешь у семьи деньги за услуги, которые должны принести всем нам только радость? Ушам своим не верю. Я дал тебе в долг, что называется, от чистого сердца, разве не так?
Я хмуро кивнула, хоть отец говорил не совсем правду. Ему хотелось извлечь из этого дела выгоду, тогда как я действовала из желания помочь другу. Жаль, что папаша в этом случае оказался недальновидным предпринимателем, а я обманулась в мужчине – как всегда.
– Я ведь не потребовал, чтобы ты вернула деньги за учебу, когда понял, что ты не в состоянии найти толковую работу! – прогремел отец.
Едва слышный голосок в моей голове хотел было ответить: «Тебе гордиться мною надо, а не выдвигать требования», но этот тоненький писк заглушило ворчание проснувшейся совести. Если взглянуть на вещи отцовским взглядом, выходило, что я относилась к семье просто по-свински. Впрочем, чего я добилась в жизни? Безуспешно поработала в нескольких конторах, а теперь пыталась под вымышленным именем сделать дурацкую карьеру, которой грозил крах, потому что меня угораздило влюбиться в мужчину своей мечты… Получалось, что я стояла буквально в двух шагах от громкого разоблачения и скандала.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, однако не заплакала.
Нет, подумала я со злобой, «Агент-провокатор» не увидит моей истерики!
Отец подошел ближе и сказал, зловеще понизив голос:
– Хочу предупредить тебя еще кое о чем. Замечательно, что ты собралась-таки вернуть мне долг, но со своими подработками, будь добра, соблюдай осторожность.
Я остолбенела.
Продолжая смотреть мне в глаза, отец извлек что-то из кармана и сунул в мою руку.
– Я дорожу своей репутацией, Мелисса! Если еще раз увижу, что ты используешь мою квартиру как публичный дом, не знаю, что с тобой сделаю! – прошипел он.
Я взглянула на кусочек ткани в своей руке. Белый носовой платок из хлопчатобумажной ткани.
Я нахмурилась, соображая, откуда он взялся. И внезапно вспомнила. Это был платок Джонатана: на первой и единственной встрече в отцовской квартире мой клиент вытирал им пролитый чай.
Я открыла рот, собираясь все объяснить, но отец не позволил мне этого сделать.
– Не пытайся выкручиваться,– с убийственной самоуверенностью, припасенной для неисправимых лгунов, велел он.– На этой неделе я был в квартире. Портье Джим осведомился, как идут дизайнерские работы. Я ничего не понял. Тогда он объяснил мне, что как-то раз в квартиру приезжала ты – якобы на встречу с дизайнером. Им оказался привлекательный американец. И не смей отрицать это! – ледяным тоном приказал он.– Одета в тот день ты была во всех смыслах как дорогостоящая проститутка.
Если принять во внимание наряды, которые сейчас откладывали для него, с оценкой моего внешнего вида он немного перегнул палку. Но вступать в пререкания у меня не было желания.
– Я возлагал на тебя такие большие надежды, Мелисса, а ты только и делаешь, что доставляешь мне неприятности.– Отец пытался окончательно запугать меня.– Моему терпению скоро настанет предел, имей в виду.
Я так больно закусила губу, что она онемела.
– А насчет чека,– тут отец, расправив плечи, заговорил тоном благовоспитанного джентльмена,– то чем скорее ты его выпишешь, тем лучше. Не в палатке же устраивать свадьбу Эмери. Ведь теперь подготовка помещения для торжества – на твоей совести. Если удастся собраться в приличной обстановке, то почувствуешь гордость. Это дороже каких-то там денег, правда?
Собрав все чувство собственного достоинства, какое только во мне оставалось, я ответила:
– Я делаю это ради Эмери, потому что люблю ее. И в отличие от тебя не устанавливаю на любовь цену.
С этими словами я повернулась, повесила на место вешалки с бельем и зашагала прочь, стараясь двигаться медленно.
Ехать в офис после всего, что случилось, я не могла, поэтому в состоянии какого-то полутранса отправилась куда глаза глядят. К своему удивлению, вскоре я очутилась перед собственной парадной дверью, украшенной цветами.
Я прошла в пустую квартиру, легла на кровать лицом вниз и почувствовала себя совершенно несчастной двенадцатилетней девчонкой. Сил не было даже на то, чтобы поплакать.
Не знаю, как долго я пролежала без движения. Казалось, отец выпил из меня всю энергию, превратив в безвольное нечто.
Но вот послышался стук входной двери – вернулся с работы Нельсон.
– Мел? – крикнул он, кладя ключи и портфель на стол.
Нельсон во мне тоже больше не нуждался, потому что нашел себе новую неудачницу.
Неудачницу, в которую не сегодня-завтра мог влюбиться.
– Мел? Ты что, в ванной?
Никому я не нужна. И остаток жизни мне следовало посвятить организации свадеб для более привлекательных, более желанных женщин.
