Эмма покачала головой.
— Ничего, не обращайте внимания, — сказала ему скромница, болезненно краснея. — Суть в том, что мы должны вывести его из игры.
— Вы абсолютно правы. Вы и не подозреваете, насколько вы правы. Он представляет для нас угрозу. Он такой же, как его отец, мой брат. Мы должны...
Леонард все говорил и говорил. Она его не перебивала. Пусть выговорится. Итог? Она убедилась, что доверие Леонарда завоевано полностью. Он вляпался по самые уши. Он безоговорочно верил в то, что вот-вот станет настоящим богачом, при этом получит назад свою собственную статуэтку, да еще и Эмму в придачу. Он верил, что может обвести вокруг пальца своего племянника, которому страшно во всем завидовал.
Он сделал лишь один-единственный пас в сторону.
— Я в шоке, — с пафосом проговорил он, — что мой дражайший племянник оказался таким негодяем. Как вы смогли это выдержать? Что именно он делал... О, не говорите! Должно быть, вам больно вспоминать. Слава Богу, что он не осуществил своего намерения. И все же я никогда бы не подумал, что у Стюарта хватит наглости ворваться в спальню дамы. Не думал, что у него хватит на это духу.
Хватит духу? О, можешь не сомневаться, Леонард. Духу у него на многое хватит. И не только духу.
— Вы не представляете, — с волнением заявила она, — он непредсказуем. Мы должны действовать немедленно.
— Немедленно?
— Да. Вы должны принести статуэтку сейчас.
— Сейчас? Но ведь провенанс еще не готов, и Стюарт думает... — Леонард замолчал. До него дошло. Вот он, ключевой момент! На лице у него отразилась радость.
Как часто на своей практике Эмма ловила людей на крючок, и зацепками всегда были жадность и бесчестье.
— А-а! — сказал он. И больше ничего говорить не пришлось.
— Верно. — Хитрая сволочь, подумала она. — Мы убежим, возьмем все с собой и продолжим игру, скажем, из Нью-Йорка, но только без него.
Эмме пришлось потрудиться, чтобы заставить Леонарда шевелиться. Он готов был начать праздновать прямо сейчас. Идея смыться, не заплатив, казалась ему потрясающе новой и, безусловно, блестящей. Эмме пришлось напомнить ему, что после пережитого ночью она чувствует усталость и нуждается в отдыхе. В этом она душой не кривила. С крыши они перебрались к ней в спальню и там еще долго любили друг друга. Стюарт был великолепен. Она вообще не верила, что такое возможно. За одну ночь он любил ее так много и так разнообразно, как муж не любил ее за всю совместную жизнь. И ночь эта была божественной. А то, что она чувствовала усталость, — не беда, отдохнет и будет как новенькая. Хотя тот факт, что он и она еще способны были сегодня ходить, уже воспринимался как чудо.
Эмме не пришлось переигрывать, когда она, осторожно поднявшись из-за стола, сказала:
— Я пойду полежу.
— Конечно, — сказал Леонард, готовый убить своего племянника.
Леонард помчался за статуэткой на таком душевном подъеме, что Эмма всерьез начала беспокоиться о том, что он может попасть под копыта и умереть, еще не успев доставить им требуемую вещь.
Стюарт опаздывал. Эмма нервничала. Наконец она услышала знакомые шаги. Все это время она безуспешно пыталась придумать предлог, чтобы отправить его в Йоркшир, как только все закончится. Какое-то срочное дело, требующее его присутствия. Подкупить кого-нибудь из слуг.
Эмма решила, что, как только она сделает то, о чем он просил, как только он получит статуэтку, она уедет куда-нибудь как можно быстрее. Битвы, мольбы, уговоры — ничего этого ей было не нужно. Она раздумывала, как поступить с двумя тысячами фунтов, что лежали до сих пор в ящике стола. Деньги принадлежали Стюарту, но пока они еще были в ее досягаемости. Если у нее хватит совести, она может взять их и уехать — начать с нуля где-нибудь на краю света, где он ее не достанет. В этом была главная проблема. И еще она думала об овцах. Об овцах, о ферме, о коте и о друзьях.
Впрочем, представить себе счастливую жизнь в тени замка Данорд она тоже себе не могла.
И тогда сам Стюарт освободил ее от необходимости изготовления грубой подделки приказа явиться ко двору. Оказалось, что у него у самого есть серьезная причина отбыть сразу же после окончания «спектакля» — как только статуэтка будет получена, а Леонард отослан далеко и надолго.
Запыхавшись, он влетел в комнату и сказал:
— Моего коня забрали сегодня утром. Я полчаса с ними спорил, а потом примчался сюда. Прости, что опоздал.
— Ничего страшного. Леонард приедет минут через сорок, не раньше. — Конечно, существовала доля вероятности, что он вообще не вернется. Или вернется с полицией, которая арестует их обоих.
— Почему твоего коня забрали?
— Помощник инструктора потянул за поводья, я думаю, слишком сильно, и конь бросился на него. Чертов зверь пытался убить парня. Я смог договориться о том, чтобы пока ничего не решали, но коня все равно увели, и парень настаивает на том, что его надо пристрелить. Сам инструктор тоже не на моей стороне.
— Мне жаль. Если Леонард объявится вместе со статуэткой, ты будешь свободен, как только все закончится.
— Сколько у тебя времени?
Он посмотрел на часы.
— Если Леонард не явится в течение часа, ты сможешь его задержать?
Эмма кивнула.
Леонард явился через сорок минут. Он пыхтел и отдувался, потому что поднимался пешком — не хотел, чтобы кто-нибудь видел, что он несет. В руках у него была розовая шляпная коробка, очевидно принадлежавшая матери Стюарта. Разумеется, он застал Эмму в одиночестве.
— Вот, — сказал он и поставил коробку на стол возле окна.
Эмма не смогла удержаться. Там, под ворохом старых газет, лежала вожделенная вещь. Эмма нахмурилась. Она была разочарована. Маленькая, зеленая и безвкусная. Вся в драгоценностях. Уродливое лицо, нечто среднее между человеческим и звериным, усмехалось хитро и весело. Эмма вытащила маленькую статуэтку из коробки, повертела в руках. Она не была похожа ни на какое конкретное животное. Скорее, на нескольких животных сразу. В самом деле, можно было подумать, что это идол, какое-то старинное божество, власть и сила которого были в его уродстве. Эмма положила фигурку назад, в газеты, еще больше, чем раньше, озадаченная тем, кто и почему мог захотеть обладать этой вещью.
И еще Зак. Выходит, он был гениальным мошенником, талантливее даже, чем она думала, если сумел всучить это покойному виконту.
— Итак, мы готовы? — спросил Леонард. Глаза его горели.
У двери стояли упакованные сундуки. Она отправилась за пальто. Стюарт должен был услышать, что его дядя поднялся по лестнице. Он и двое ребят Чарли уже были в соседнем номере, они ждали. Наступал кульминационный момент.
И в самом деле, когда она вышла из спальни с пальто в руках, дверь в гостиную распахнулась с такой силой, что едва не сорвало петли. Стюарт ворвался в помещение.