Книга Меч и крест - Лада Лузина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
— Да? — недовольно насупилась Ковалева.
— Совсем не похожа на прочих дам, — заверил он ее, распаляясь все больше. — Хотя невероятно умна, образованна, закончила консерваторию по классу фортепиано. Брала уроки у самого Листа! Но не лицемерка, не жеманница — она живая. Неподдельная. В ней нет никакой положительности, которую пристало иметь матери троих детей. Он непрестанно бросает вызов всяческой положительности! Она как ребенок. Как я! Мы очень схожи с ней. Однажды, представьте, ей досадила гостья, жена скульптора Антокольского. Так Эмилия взяла и вылила ей на голову ведро воды! Представляете?! — Его лицо озарила восторженная улыбка, он и впрямь был похож на мальчишку, который говорит о храбрости другого старшего товарища, мечтая быть похожим на него. — А что пощечину мне дала, так это правильно!
— Вы поклоняетесь ей, — понуро сказала Маша.
— Да, — ответил он, и лицо его разом помрачнело. — Но стоило мне полюбить ее, как у меня возникло странное мучительное чувство, словно я стою на краю пропасти и вот-вот совершу нечто непоправимое, что навсегда погубит мою душу, и выправить ничего будет уже нельзя! И Киев — ловушка, мышеловка, которую уготовила мне судьба! Только при чем тут Киев? Это так естественно, ведь она жена моего благодетеля, кем бы я был, кабы не Адриан Викторович… И все же, странное дело, в Киеве, этом городе церквей, я вдруг понял, что теряю веру. Потому что есть такая любовь, которая сама по себе вызов Богу. Ибо она столь огромна, что в твоем сердце просто не остается места для двух богов. И ты невольно выбрасываешь оттуда небесного Творца. Бог — это тот, кого ты любишь! Тот, кому ты принадлежишь, кому молишься, на кого уповаешь, кто один может дать тебе блаженство и горе, уничтожить и наградить. И каждое его слово становится для тебя огромнее и значительнее, чем все слова Христа. Каждая безделица, принятая из его рук, — святыня!
Художник взглянул на Машу исподлобья. Ослабил ворот камзола и, запустив руку за пазуху, потянул за какой-то узкий шнурок на шее.
Вслед за шнурком оттуда вынырнул маленький мешочек и лег в предупредительно протянутую Машей ладонь.
— Вот взгляните, что я ношу теперь на шее вместо…
«Креста», — догадалась Маша.
Она нерешительно раскрыла ладанку и увидела внутри нечто похожее на пыльную землю.
— Что это? — вопросила она.
Он вдруг резко высвободил шею из шнурка, словно выплеснув на нее горячечные признания, на секунду стал свободным от этих чувств и проговорил саркастично и надменно:
— Земля. Земля, по которой ступала ее нога! Во как фразисто! Там, на даче, когда играли в шарады, я изображал рыцаря, а она — прекрасную даму моего сердца. Я сказал: «Позвольте поцеловать землю, по которой ступала ваша нога». А она рассмеялась: «О нет, рыцарь, слишком опасный подвиг, с вашей-то подагрой!» «Подагра» и была словом, которое следовало отгадать. «По» — новомодный писатель, Эмилия его роман «Ворон» как раз читала. «Да» — согласие. А «гра» — это игра по-малороссийски. Я в этой сцене был паном, на дудке играл… И вот Эмилия Львовна говорит: «Я вам ее лучше сама подниму и в ладанку зашью. Как приспичит, так развернете и поцелуете». А потом, в шутку, и впрямь зашила и мне отдала. Смеялась: «Вы теперь мой рыцарь, и клятву мне дали навек». И я вначале смеялся… А потом смеяться перестал.
Маша печально поковыряла пальцем землю с дачи Праховых — хотелось плакать. И подумалось, что у нее тоже висит на шее не крест, а ключ от дома № 13. И это, верно, нехорошо…
Она бездумно выкопала из земли пожелтевшую сосновую иголку, еще помнившую бедного Мишу счастливым, и сломала ее в руке.
— Я грудь себе резал, — внезапно сказал он.
— Что? — оторвалась от земли Маша, воззрившись на художника расширенными от ужаса глазами.
— До крови. Бритвой. — Он оттянул края камзола, и Машин жалостливый взгляд вновь оцарапали длинные и свежие порезы на его груди. — Чтобы одной болью другую затмить! Самые страшные люди в этом мире те, которых мы любим, Надежда Владимировна! Какими бы прекрасными они ни были… А потом появился он!
— Кто? — спросила Маша страшным шепотом.
— Демон. Не «Демон» господина Лермонтова — мой личный, — со значением разъяснил ей Врубель. — Дементий Киевицкий, друг профессора Прахова.
— Дементий Киевицкий?
«К. Д.? Но нет, — одернула она себя, — для нас эта информация устарела лет на сто. Сто двадцать, если быть точной».
— Но почему вы называете его демоном?
— Это она, она называет его так! — заговорил он с болезненной самоироничностью. — В насмешку. Потому как ничего демонического в нем нет. Обычный богач и щеголь, интересничает, острит все время и от блазированности возомнил, что историей интересуется. Вот только взгляд у него, чисто как у кота, который, урча на печи, тем не менее, не сводит глаз с мыши. С Эмилии Львовны… Поначалу я принял его как соперника, мне казалось, он тоже неравнодушен к ней! Но нет, тут другое… А что, не пойму. Но есть между ними какая-то связь: то ли он ее боится, то ли она его. И невесть почему я тоже стал бояться его, и мне стало невыносимо его присутствие. А на днях встретил его в Шато-де-Флер. Подошел и говорит с эдакой ухмылочкой: «Вы, я слышал, в метаниях, ищете гений чистой красоты для образа Божьей Матери. Так у меня есть один на примете. Надеждой зовут. Владимир Федорович ее знает. Я посодействую, чтобы он вас свел. Она не натурщица. Но коль приглянется вам, обещаю, сам все сложности улажу. Думаю, Надежда — это именно то, что вам сейчас так необходимо!» Странно, что вы с ним незнакомы, — задумчиво завершил он. — Я подумал, что это очередная его острота. Но сегодня Владимир Федорович прислал записку. Писал, что завтра Надежда придет ко мне. Какое счастье, что вы пришли на день раньше!
— Счастье? — повторила Маша, всматриваясь в его несчастные, правильные, изуродованные многодневной болью черты. — В чем же счастье?
— В том, что иначе я нынче же вечером, у Праховых, объявил господину Киевицкому, что вынужден отменить этот визит. И никогда бы не встретился с вами, Надежда Владимировна! — Художник торопливо накрыл ее сложенные на столе руки своими и заглянул ей в глаза с непонятной, надсаженной мольбой. — Но теперь я не пойду к ней! Эмилия Львовна прекрасная, удивительнейшая женщина. Она готова нарушить приличия, чтобы только помочь мне. Но если я поборю свою страсть сам, то и нужды в этом прожекте нет никакой. Ведь верно же?
— Наверно, — отозвалась Маша. И в животе сразу стало щекотно, сладко и совершенно нестерпимо и в то же время ужасно стыдно.
И захотелось сбежать, от него и с ним ото всех — одновременно!
— Я люблю ее. Но я никогда бы не взял ее за образец, на то есть причины, поверьте! Я и сейчас вижу вас. Быть может, потому, что совершенно вас не знаю и не сопоставляю вас ни с какими мыслями и поступками. И именно потому мне так легко с вами! Легко, как было в первые месяцы, когда я приехал в Киев, словно мое счастье вернулось ко мне. Вы ведь не откажете мне, Надежда? — Она расслышала, как сейчас ее позаимствованное имя приняло для него иной, первозданный смысл. Надежда на выздоровление. Надежда на иную жизнь. Надежда на счастье.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Меч и крест - Лада Лузина», после закрытия браузера.