— НЕТ, Я НЕ ВИДЕЛ БАНГКОКА СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВО СНЕ! НО Я СЛЫШАЛ, ЧТО ТАМ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!
Дивейн нахмурился, и Элиза заметила, как рука его, державшая ружье, сжалась.
— Лицемера я еще могу понять и уважать. Но грубияна!
Элиза почувствовала в затылке ноющую боль. Она надеялась, что тот не заметил, как она дернулась. Этот тип назвал ее партнера грубияном?!
Веллингтон тер свое ухо, потом начал широко открывать рот, как будто зевая, и трясти головой, часто дыша.
— Мне очень жаль, лорд Дивейн, но я совсем забыл, что мой слух очень чувствителен к громким звукам. На своих фабриках я затыкаю уши ватой, чтобы сохра...
— Оставьте в покое свой слух, Сент-Джонс, и объяснитесь наконец!
Выпрямившись в ответ на этот вызов, Веллингтон вновь продемонстрировал свою способность подстраиваться под эту отвратительную компанию. Он только грубо рассмеялся.
— О, я вижу, вы обиделись, что я специально отвлек вас? Что ж, лорд Дивейн, тогда я задам вам вопрос: в чем заключается истинная доблесть на поле битвы? В конце концов, это же посвящение, и все здесь должно восприниматься как проверка, верно?
— Может быть это и посвящение, Сент-Джонс, но...
— Среди ваших кандидатов ведь есть майор? Я уверен, что он легко подстрелит пару перепелок. Как я могу состязаться с его искусством? Только моей находчивостью.
Дивейн уставился на него, но в голосе прозвучали завистливые нотки.
— Толковое решение, старина.
Веллингтон подмигнул ему в ответ.
— Пользуюсь моментом.
Всю оставшуюся часть дня лорд Дивейн принимал меры (и как заметила Элиза — с гордостью), чтобы подталкивать плечом Веллингтона всякий раз, когда из подлеска вылетала пара фазанов. Да, в конечном счете, для Веллингтона это было посвящением, и, конечно же, все здесь являлось для него испытанием. Подстреленная ею дичь уже продемонстрировала «умение» Веллингтона в достаточной степени, чтобы вызвать раздражение Дивейна. Возможно, это была и не та идеальная ситуация, которую Элизе хотелось организовать для Веллингтона, чтобы выставить его в лучшем свете. Однако язвительная часть ее характера испытывала приятное возбуждение. Ей нравилось выводить из себя Бартоломью Дивейна.
Высокий импозантный дворецкий, который вчера вечером прислуживал доктору Хавелоку, медленно прошелся по холмам усадьбы, стуча в небольшой ручной гонг. Все группы проследовали за ним на плоскую прогалину, где прислуга на нескольких столах накрыла прекрасный обед. Должность камердинера при собственном «муже» ловко снижала ее статус до уровня слуг — неожиданное преимущество при сборе разведывательной информации, за которое она — хотя и с неохотой — была благодарна Веллингтону. Она имела возможность спокойно и не вызывая излишнего внимания циркулировать в толпе мужчин, пивших виски и закусывавших бутербродами.
К сожалению, ни один из этих разговоров не показался интересным: в основном речь шла о текущих спортивных событиях, восхитительных развлечениях Первой Ночи или плачевном состоянии империи — обычные темы в любом мужском обществе.
Гонг, собравший их всех вместе, зазвенел еще раз. Элиза допила свой бокал шампанского и с безразличным видом отставила его в сторону, чтобы слуги убрали его. «Все это детали одного и того же фасада», — попробовала она успокоить себя, хоть это и не слишком помогло. Вся компания сейчас двинулась дальше для послеобеденных развлечений, но Элиза вернулась к месту, где ждала группа Дивейна, ряды которой, похоже, поредели. Она остановилась, глядя, как другие группы расходятся.
— Гиацинт, — рявкнул Веллингтон, — если то, что ты забыла здесь, менее ценно, чем Священный Грааль, то давай уже, двигай вперед!
«Все это детали одного и того же фасада», — вновь подумала Элиза, но теперь эта мантра сработала еще хуже.
В течение следующего часа загонщики не подняли из кустов ни одной птицы, и даже лорд Дивейн опустил свое ружье. Он закурил свежескрученную сигарету и огляделся по сторонам. Похоже, у других групп дела шли не лучше; многие охотники прикладывались к своим походным флягам, а это свидетельствовало о том, что они ожидают, когда им будет предложена какая-то новая игра.
— Ваша жена — чертовски красивая женщина, Сент-Джонс. — Взгляд лорда осматривал Элизу так, будто это была витрина в музее. — И я понял вас, когда вы не захотели предоставлять ее всем во время вчерашних вечерних забав. Впрочем, когда вы станете членом братства, она будет считаться частью общества и ею придется делиться.
Веллингтон прикоснулся к ее лицу и провел пальцем по щеке Элизы с видом собственника дорогой вещи, чего она не позволяла никому из своих любовников.
— Понимаете, нам все еще предстоит получше узнать друг друга, поэтому я чистосердечно признаю собственный эгоизм. Хотя, когда мы все объединимся в одно целое, думаю, мне нужно будет учиться делиться.
Их спутник сделал еще одну долгую затяжку.
— А теперь еще один момент, старина. Вы еще не член общества. Пока что. Но, если вы захотите иметь в наших рядах покровителя, я мог бы с радостью замолвить за вас словечко в обмен на возможность попробовать это изысканное блюдо. — Он кивнул головой в сторону леса у них за спиной. — Если бы я не был таким уж джентльменом, я бы, пожалуй, предложил... — его ухмылка сделалась еще шире, — небольшое приключение на свежем воздухе. Но я бы предпочел получить ее обнаженной, как это было устроено предыдущим вечером. — Взгляд Дивейна вновь переместился на Веллингтона. — Я говорю все это с полным уважением, старина. Она действительно прекрасное создание.
Элиза ярко представила себе, как приклад ее ружья врезается в эту похотливую физиономию, — и мысли эти, надо сказать, помогли ей сдержаться, чтобы не сделать этого в реальности.
Веллингтон усмехнулся, но ответил решительным отказом. Дивейн коротко кивнул своему слуге, и сигарету в его руке сменил заряженный дробовик.
— Боюсь, что сейчас для этого действительно не время, — с придыханием произнес он, поднимая ружье.
Элиза машинально подняла и свое оружие, но Веллингтон с неожиданным изяществом перехватил ствол ее дробовика, прежде чем тот уткнулся в Дивейна. Выставив дуло вперед, он одними глазами сказал ей: «Я должен справиться сам». Теперь Веллингтон и Элиза повернулись в том направлении, куда шел Дивейн. Что бы ни привело его в такое возбуждение, это не могло быть делом хорошим.
Внезапно раздавшийся крик подтвердил их худшие опасения. Время в этот ужасный миг, казалось, тянулось чудовищно медленно. Через низкий кустарник продирались Фэрбенксы — точнее, журналисты, которые, как уже знала Элиза, выдавали себя за Гарольда и Далию Фэрбенксов; скорость, с которой они двигались, была хорошо знакома агенту Браун. Ошибки быть не могло: они бежали, спасая свою жизнь. Если бы она была вооружена, она бы тут же открыла огонь по охотникам, рассматривавшим погоню за обманщиками как спорт. Однако все это происходило слишком стремительно. Наблюдать было легко, а вот реакция на увиденное сильно запаздывала.
