— … И вижу маленькую девочку. Крошка плачет навзрыд. «Что ж делать-то?» — думаю. Сердце разрывается от жалости, чувствую, сейчас сам заплачу…
Гениально выдержав паузу, Гейб корчит уморительную гримаску, и народ чуть не валится со стульев от хохота.
— И вдруг — вау! — вспоминаю, что у меня в рюкзаке есть конфетка! — Снова пауза, для усиления эффекта. — Вот вам и решение проблемы. Достал я конфетку, сунул в рот — и представьте, мне сразу та-ак полегчало!
Публика визжит от смеха.
Перевожу взгляд с одного зрителя на другого. Гейб их покорил. Меня тоже.
Молодец! Интонации естественные — ни тебе фальши, ни наигранной свирепости. И абсолютно спокоен — небрежный наклон головы к плечу, руки в карманах; бросает свои шуточки с ангельской улыбкой, которая околдовывает присутствующих. Словом, все гораздо, гораздо лучше, чем я могла себе представить. Куда только девались деланный цинизм и недовольство окружающим миром? Гейб решил быть самим собой — возможно, все-таки прислушался к моему совету, и, черт возьми, как же это приятно.
Шоу набирает обороты, зрители хохочут все громче и громче. Даже жаль, что до конца всего несколько минут.
— Но я никак не могу попрощаться с такой замечательной публикой, не упомянув об одном очаровательном рыжем создании, с которым довольно близко познакомился в последние несколько недель.
Это еще что?
По ходу действия я слегка обалдела (как ни крути, а вытерпеть комика — непростая задача, даже если речь идет о Гейбе), но последняя фраза выдергивает меня из транса. Очнись, Хизер! Речь-то о тебе…
— Речь о котяре по кличке Билли Смит.
С чего это я вообразила, что Гейб вспомнит про меня?
Потому что этот дурень в вас влюблен.
Виктор Максфилд ошибся. В плане сплетен на мужиков рассчитывать нельзя, они передают информацию по принципу испорченного телефона…
— Знаете, мне всегда было интересно, откуда это оскорбление, которое звучит как комплимент: «Ну ты и котяра». Теперь-то я в курсе.
Хм. Любопытно.
— Мы с соседкой по квартире любим скоротать вечерок перед ящиком — пижамы, мятный чай, «Секс в большом городе». У девушки полное собрание серий — такая, знаете, универсальная энциклопедия мужчин…
Я багровею и стреляю глазами по сторонам. Зрители весело кивают, мужики подталкивают локтями спутниц, а те смущенно прыскают, узнав в моем портрете самих себя.
— Да уж, мы, юмористы, ведем совершенно разнузданный образ жизни. Порой в диком угаре можем даже позволить себе пакетик лакричных подушечек!
Хохот.
— Но Билли Смит! — Гейб поднимает брови. — Я-то думал, милый котик всю дорогу будет дрыхнуть и мурлыкать, свернувшись клубочком. Как же! — На лице Гейба — благоговейное изумление. — Это не кот, доложу я вам, — это форменный жеребец! Поток поклонниц к нему неиссякаем! Этот счастливчик ночи напролет таскался по срочным вызовам!
Я вспоминаю наш разговор на кухне. Гейб гений!
— Ну, вы ведь знаете, что такое «срочный вызов»? — Он заговорщицки понижает голос.
Кое-кто громко хмыкает, кто-то в недоумении, третьи шепчут объяснения друг другу на ухо. Наконец дошло до всех, и по аудитории прокатывается волна грубоватых смешков.
— Я знал, что вы меня не подведете! — И Гейб продолжает говорить с самым невинным видом, широко распахнув глаза: — Кошки серые, черные, полосатые, пара персидских голубых… до утра так и шастали туда-сюда! — Умолкнув, он всматривается в зал. Готовится выдать ключевую фразу? Нет, похоже, что-то ищет. Или кого-то.
И находит. Наши взгляды встречаются. Сердце у меня замирает, и все вокруг исчезает: люди, свет прожекторов, запахи сигаретного дыма и пива. Есть только я и Гейб. Мы вновь на моей лондонской кухне вместе с Билли Смитом, вернувшимся с очередного «срочного вызова».
И в рот будто попадает смешинка. Не успев сообразить, что происходит… я хохочу. Впервые в жизни от души хохочу на выступлении комика! В клубе! Гейб выдает очередную уморительную остроту, я поднимаю фотоаппарат — и этот момент остается в вечности.
На следующее утро тысячи людей по всей стране, открыв «Санди геральд», видят в разделе искусства фотографию Гейба на сцене «Таверны». Под снимком заголовок «Грандиозный успех комиков на Эдинбургском фестивале» и статья о десяти лучших новичках, среди которых упомянут и Гейб. Журналистка-то была в «Таверне» и настолько ухохоталась, что переписала уже готовую статью, — едва успела отослать новый вариант до того, как газета ушла в печать.
У меня тоже дел было невпроворот. И прежде всего, масса извинений и объяснений. Не только моих. С обеих сторон. Мы с Гейбом проговорили несколько часов. Не обошлось и без откровений, из которых самое, разумеется, важное — о его разрыве с Миа.
Мне тоже есть о чем рассказать. О болезни Лайонела, о нашем примирении с Розмари, о звонке Виктора Максфилда. Только фраза его дядюшки о том, что Гейб в меня влюблен, осталась за кадром.
Потому что Гейб сам мне признался в любви.
За миг до того, как мы поцеловались.
* * *
— Что скажешь?
Раскинувшись на смятой постели среди сбившихся в ком пуховых одеял, я смотрю на Гейба. Сейчас утро. Мы в моем номере, завтракаем и развлекаемся чтением воскресных газет.
Прижавшись к нему, украдкой разглядываю взлохмаченные волосы и припухшие после сна глаза за стеклами очков. Неужели когда-то я предпочитала читать воскресные газеты одна? Не любила, когда мне мешают? Да я обожаю, когда мне мешают! Например, всего несколько минут назад… смакую воспоминания…
— Хм-м, дай-ка глянуть. «Новое открытие»… «Ненавязчивый эксцентричный юмор»… «Один из лучших комиков в истории Эдинбургского фестиваля»…
Шлепаю его недоеденным круассаном.
— Эй! — Он потирает плечо и корчится от притворной боли. — Ни-ичего себе, хук справа!
— Я ж не про статьи спрашиваю! Что скажешь про мой снимок?
— Клевый па-ар-рень… — тянет он, силясь изобразить шотландский выговор. — Да и фотка очень даже ничего. Вы талант, мисс Хизер Хэмилтон…
Он целует меня, я чувствую вкус выпечки, апельсинового сока и еще… Что? Опять?
— Мне хотелось этого с тех самых пор, как впервые тебя увидел.
— И это, между прочим, безобразие — у тебя тогда была девушка!
— Вообще-то… — он потирает нос, — я сказал, что мы расстались, но не сказал когда. За несколько месяцев до моего отъезда в Лондон.
— Почему же в тот вечер, в садике, ты сказал, что у тебя есть подружка, когда Джесс…
Ну и тупица ты, Хизер.
Посмеиваясь, Гейб тянет руку к прикроватному столику за потрепанной записной книжкой.
