Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Она подняла с пола телефон, стала читать про поиски Ирины Ульяновны Субботиной на территории бывшего СССР. Про перевод районов – на заполошную Дуську Озерную и не сильно знакомую Турбину Колпакову…
Тут Ирочка прервалась, полезла в чемодан за склерозником. У нее в последнее столетие такая тетрадка была: имена, фамилии да звериные клички. Кто в каких отношениях с Ирочкой состоит. Если жизнь не удалась и надо срочно обновляться, то память потом может и подвести, одна надежда на тетрадь в черной коленкоровой обложке. Первые записи рыжими чернилами сделаны, последние – острой гелевой ручкой, без всяких ятей и еров. Турбину Колпакову Ирочка отыскала. Прочла куцую биографию, ухмыльнулась, узнав об отсутствии практической сторожевой работы. Подумала еще кое-что, довольно лестное для себя и того абонента, что слал ей смс.
За стеной тем временем бушевала дежурная буря:
– Правильно от тебя отец ушел! И я уйду, вот увидишь!
– Давай-давай, вали отсюда!
Возмущенная Алина выкатилась из вертящегося кресла, цапнула с кровати сумку, встряхнула длинными волосами и сбежала, грохнув напоследок:
– Да чтобы ты сдохла, мама! Вот честное слово!
В комнате на секунду замерло время. Потом пошло опять, но уже другое, неправильное. В коридоре всхлипнули ключи, застонал замок, вздрогнул от обиды дверной косяк. Ирочка тоже вздрогнула – от увиденного дальше. Сейчас бы на лестницу, с обиженной Алиной знакомиться, а рано теперь. Вот часа через два, когда Алина снова домой заявится, самое время будет. Чтобы покурить, потом попрощаться благовоспитанно, а потом снова прибежать, уже на ледяной Алинкин вопль. А как иначе при виде родного покойника?
В соседней квартире, за хорошо просматриваемой стеной, на полу лежала скандальная соседка. Открывала белеющие губы, перебирала ногами, цеплялась пальцами за лысый палас. И вздрагивала, закатывая глаза, – словно не от смертельной муки, а от любовной ласки. Ей еще долго дышать оставалось – четверть часа, не меньше.
Остановить кровотечение, затушить боль Ирочка не могла. Нельзя высовываться, светить ремесло. Даже добить, чтобы не мучилась, – тоже нельзя. Это влет заметят. Остается одно: повернуться к стене спиной, не видеть и не слышать происходящее. Пальцы снова давили на телефонные кнопки. Последнее непрочитанное сообщение. «Ножницы сгорели. С концами и кольцами. Ищи другой вариант».
Дата свежая, конец апреля. Ни подробностей, ни подписи. Ничего не понятно. Ну, кроме номера. 8 XXХ X16 33 XX. Такое не забудешь, сколько раз ни помирай. В 1633 году они с Савкой вместе подписывали Контрибуцию. Очевидно, Старый это учел при выборе нового номера. А может, он любил красивые цифры. Все не доводилось об этом спросить.
За стеной сошли на нет безнадежные стоны. Но смертью не пахло. Не иначе, Сторожевая ведьма обходила район и учуяла беду вовремя. Это же могла быть обычная Смотровая, а не дежурный патруль Конторы, правда? Ирочке-Бархат очень хотелось верить в чудо.
Эпилог
3 декабря 2011 года, суббота
– Жень, поворот проскочили…
– Еще рано. – Я глажу Артема по рукаву. Он какие-то вещи молча чует, но я уже привыкла на пальцах разговаривать. Тем более, в этом бедламе ничего путного не слышно…
– Па-а-а-ап!
– Мам, а если я еще пять минут буду молчать, ты мне чипсы купишь?
– …лидером российского кинопроката, как и предсказывали эксперты, стал фильм «Вертинский. Песня не допета». Хотя имя актера, сыгравшего главную роль, продюсеры предпочитают держать в тайне, можно с уверенностью утверждать, что в амплуа самого популярного русского шансонье выступил известный артист Петр Безухов…
– Отличный мальчик вырос… – неизвестно кому сообщаю я. – Я с Безуховым-старшим в детском театре служила. Там же, где и мама Пашкина. В одних спектаклях играли, Петька за кулисами вырос, на моих глазах практически.
– Мама, ну чипсы купишь?
– Ипсы! Ипсы!
– Санечка, помолчи! И ты помолчи!
– Жень, налево или направо?
– И ты помолчи! – С этой навигацией нормальный человек не заметит, когда рехнется. Да еще и курить хочется до полусмерти!
– Жень, заправка!
– Леший с ней! На соплях дотянем. – Я сгибаю пальцы в крайне непедагогичном жесте. Анька, естественно, все видит.
– Саня, смотри, мама «фак» показывает!
– «…Сингапуре, в бури, когда поет и плачет океан, и гонит в ослепительной лазури…»
– Тьфу, и тут римейк сделали… – Я кошусь на вросшие в обочину плакаты. «Наши земляки», «70 лет разгрому немецко-фашистских захватчиков под Москвой», «4 декабря – день выборов», «Вертинский. Песня не допета».
– «…Магнолия тропической лазури, вы любите меня…»
Вот привяжется попса, мочалкой потом от себя не отдерешь. Может, и к лучшему, что на весь громокипящий фильм одну-единственную песню выбрали. Хотя Фоньке с Турбиной от этого все равно не легче. Поклонники фиговы. При мысли об Афанасии у меня до сих пор в носу скребет, а с Колпаковой я вполне нормально могу общаться. С летним солнышком друг друга ВКонтакте поздравили, скоро по поводу зимнего виртуальными открытками обменяемся. А потом у нашего сына день рождения, она опять напишет от них двоих. Нам с ней делить нечего и вспоминать тоже.
– Женя! Приехали!
– Мам, я же молчала пять минут, ты мне теперь чипсы точно должна!
– Ипсы, ипсы…
Я остаюсь на переднем пассажирском и смотрю прямо перед собой. Можно подумать, что я молюсь. Впереди сияет в неуверенном белом мареве купол часовни. Совсем свежая. А кладбище старенькое, если судить по величине разросшихся деревьев. Чистое, ухоженное – как и бывает в маленьких городках, где все друг друга знают, и живые, и мертвые.
– Что? – Темка трогает меня за плечо, словно разбудить пытается. Или успокоить хочет. Подробности моего сегодняшнего дела ему неизвестны, но общий нервяк Темчик отлично чует. – Если передумала, давай в следующий раз…
– Нет. – Главное, чтобы дети хвостом не увязались. Они у меня, конечно, ведьмовские по сути и нахальные по жизни, в любую дыру без мыла влезут. Но рано им такое.
– Анютка, останешься за старшую? – Я поворачиваюсь к обитателям заднего сиденья.
– Не хочу за старшую, хочу за младш…
– Лады. Мальчики, не обижайте Анечку, она у нас сегодня самая маленькая. Тема. Магазин. Бензин.
– Зин-зин! – с умным видом кивает Санька. Еще секунда или три, и я останусь здесь вместе со своими. А мы не для того почти сутки сюда перли, чтобы я у ворот кладбища просто поплакала.
– Женя… Удачи тебе. И поосторожнее, хорошо?
– Сейчас светло… – отмахиваюсь я, выходя наружу. Теплый сырой воздух пахнет апрелем, а никак не декабрем, и курить от него хочется в пятьсот раз больше.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
