правда прошло всего несколько кратких часов с того момента, как я в последний раз совершал этот полет? Я почти вижу себя, каким был тогда, не подозревающим, что грядет. Спускающим ее с седла. Держащим ее в своих объятиях. Я снова чувствую, как закипает моя кровь от потребности целовать ее, ласкать. Потребности, которой я поддался, когда мы уступили тому желанию, что оба испытывали. Будут ли те поцелуи для нас последними? Будут ли моими последними словами, обращенными к ней, те резкие и горькие шипы, что я метал в нее в своем гневе и раздражении?
Я не жду, пока Кнар опустится. Я соскакиваю с его седла и жестко приземляюсь на балкон. Покачнувшись, я широко открываю окно и вхожу в ее комнату.
– Фэрейн! – Мой голос отдается гулким эхом. Комната пуста. Дверь распахнута.
Я выбегаю из комнаты в лежащий за ней коридор. Ее имя срывается с моих губ, отскакивает от каменных стен:
– Фэрейн! Фэрейн!
Со всех сторон ко мне эхом возвращаются голоса, плачущие, рыдающие, кричащие. Кто-то все еще вопит. Я бегу. Вниз по коридору, вниз по лестнице. Мимо мертвых, умирающих, раненых и тех, кто пытается им помочь. Мимо трупов убитых вогг. Я бегу, а ко мне оборачиваются лица, тянутся руки. Со всех сторон я ощущаю давление огромной чужой нужды.
Однако сейчас я не могу думать ни о чем другом. Лишь о Фэрейн. Лишь о том, чтобы найти ее. Мои ноги несут меня к двери лазарета. Здесь уже собралась толпа, но при виде меня и моего залитого кровью лица они расступаются, создавая проход. Я врываюсь в дверь, стою на вершине лестницы, вглядываюсь в тесно сбившихся внизу трольдов. Ар занимается ранеными. Ее повеления исполняют несколько сбившихся с ног подмастерьев, но они перегружены.
Я, пошатываясь, спускаюсь по ступеням, пробиваюсь к палате. Все койки теперь заняты, так же как и пол. Но куда ни смотрю, я не замечаю и промелька золотых волос или розоватой человеческой кожи.
– Фор! – голос Сула заставляет меня повернуть голову. Мой брат сидит на постели, которую теперь делит с двумя другими. Из порезов на их грудных клетках и плечах обильно льется кровь. Сул делает что может, прикладывая к ранам собственное скомканное одеяло. Его лицо осунулось, глаза на нем кажутся слишком большими, когда он смотрит на меня через комнату. – Ты в порядке, брат?
Я не могу ответить. Я вновь выхожу в переднюю комнату и хватаю первого же подмастерья, который попадает мне под руку.
– Принцесса, – рычу я. – Человеческую принцессу сюда приводили?
Подмастерье качает головой. Мне ничего не остается, кроме как отпустить его, позволяя скорее вернуться к работе. Я стою молча, беспомощно. Смотрю по сторонам. Смотрю на всю ту боль, которую не сумел предотвратить. На боль, которой могло бы быть гораздо больше, если бы не…
Выругавшись, я иду назад вверх по ступеням лазарета и выхожу в коридор за ними. Я снова бегу, внезапно точно зная, куда мне нужно, хотя и не могу понять почему. Какой-то инстинкт, возможно. Какое-то знание, дарованное богами.
Сад кажется противоестественно тихим, когда я наконец в него вхожу. Почти сразу же я вижу труп обезглавленного вогги. Наверное, это хороший знак. Я знаю очень немногих воинов, которым достанет силы совершить подобное, и одна из них – Хэйл. Быть может, она здесь с Фэрейн. Где-то.
Я спешу по вьющимся дорожкам, бегу так быстро, как только могут нести меня мои ноги. Я уже сбросил часть брони, наручи и нагрудник, тяжелые ботинки. Все, что может меня замедлить. Опустилось сумрачье, но живые кристаллы мерцают достаточно ярко, чтобы освещать мне дорогу. Я ни на миг не замедляюсь. Я пытаюсь звать ее по имени, но в горле будто что-то застряло. Стоит жуткая тишина, не слышно ни обычной трескотни сумеречных кошек, ни трепыхания нежных крылышек олков.
У подножия уступа Урзулхара лежит окровавленная фигура, окруженная телами нескольких дьяволов. Мое сердце замирает. Я спешу вперед, а затем опускаюсь рядом с ней на корточки и переворачиваю ее на спину.
– Хэйл! – Она моргает, глядя на меня, ее взгляд расфокусирован. – Хэйл, ты еще жива? Ответь мне, женщина!
Она морщится, ее лоб напрягается. Затем она стонет.
– Я жива, мой король. И ранена не сильно.
Выглядит она паршиво. Ее кожа распорота во множестве мест, включая большой порез над одним из глаз. Но ей удается принять сидячее положение.
– Где Фэрейн? – требую я. – Ты должна была присматривать за ней. Где она?
Хэйл медленно качает головой. Затем поворачивается, морщится и оглядывается через плечо.
– Она… она сказала, что ей нужно…
Я не жду, пока она договорит. Я уже опять на ногах, бегу вверх по склону. Семь священных камней этим сумрачьем тусклы, их яркое сияние потемнело изнутри. Мне почти кажется, что я чувствую вибрацию, исходящую из них, но я отпихиваю эту мысль подальше и спешу вперед, пока не прохожу между возвышающимися камнями и не заглядываю в священный круг. Я гляжу на это маленькое хрупкое тело. Обнаженное. Лежащее среди рассыпавшихся по сторонам золотых волос.
На ее плече примостилась маленькая сумеречная кошка, ее длинный хвост лежит на ее грудной клетке, на ее бедрах. Ее кожа не разорвана, не покрыта синяками. Белая, словно мрамор. Она совершенно неподвижна. Можно почти поверить, будто она просто спит.
– Что же ты наделала? – Эти слова вздохом слетают с моих губ, беззвучные призраки. – Что же ты наделала, Фэрейн?
Глава 38. Фэрейн
Боли больше нет.
Что ж, это в любом случае облегчение. Мне кажется, будто я стала… как-то легче. И… меньше. Но непохоже, что эта уменьшенность долго продлится. Я скоро снова начну расти. Но пока что мне приятно просто быть невесомым, как паутинка, ничем.
Я медленно поворачиваю свой мысленный взор и смотрю вниз. Вниз, сквозь слои реальности, которые распадаются, словно туман. Вниз, на мир и королевство, которые уже, кажется, со мной почти никак не связаны. Вниз, на свое сломанное тело.
Бедное. Его так корчило от боли. Человеческие тела не предназначены для того, чтобы переносить столько боли, уж точно не за один раз. Оно просто не смогло бы выжить. Жалко. Это тело хорошо мне послужило. Я ощутила столько радости, столько маленьких удовольствий, пока обитала в нем. Печали тоже были, разумеется. Куда же без них. Но другого существования я не знаю.
Наверное, мне придется выяснить, что бывает потом. После того как ты лишаешься тела.
Туманы снова смыкаются. Я начинаю отворачиваться, не желая задерживаться
