суд установлю отцовство, получу бумаги. И заберу ее.
— Но… как же наша семья, Никки?
Она посмотрела ему в глаза, и Туттон с некоторым удивлением увидел в них слезы. Ему стало не по себе. Он не понимал, что не так. Их брак всегда был построен на чужой воле. Неужели и здесь ему не будут позволять быть собой? Быть мужчиной. Принимать решения?
— Близнецы совсем крохи. Разница в возрасте меньше полугода. Они поладят. — Жена заплакала, спрятав лицо в коленях. — Лиза… да что не так?
— Ты хочешь привести в дом вечное напоминание о том, что ты меня никогда не любил!
Она вскочила с места, обхватила себя руками и убежала, не дав ему возможности что-то сказать. Что это только что было? Какое ей дело до его чувств? Ник отправился за ней. Он нашел жену в гостевой ванной. Лиза остервенело смывала с лица разводы туши.
— А тебе важны мои чувства? — негромко спросил он, плотно закрыв за собой дверь. Близнецы с няней были наверху, но он хотел уберечь их от возможной ссоры. Отец вечно ссорился со своими женщинами. Ник боялся походить на него в этом плане.
И не только в этом
— Идиот, — бросила она, в очередной раз проводя ваткой по коже лица. — Ты такой же слепец, как твой отец. Не видите ни черта и прете напролом.
— Лиза, я не понимаю.
— Я люблю тебя, Ник. Я люблю тебя с детства. И когда отец сказал, что договорился с Туттоном о свадьбе, думала, что сойду с ума от счастья. А потом… ты пил. Я помогала тебе во всем, принимала тебя любого. Ты думал, это от безразличия? Это было от любви.
— Было?..
Он подошел к жене сзади, положил руки ей на талию и, сломив слабое сопротивление, опустил нос к ее волосам.
— Ты дьявол.
— Я заберу Норель.
— Знаю.
— Ты примешь это или уйдешь? — Она напряглась в его руках, и он сжал пальцы. — Решай сейчас.
— Приму.
Ник развернул ее лицом к себе и поцеловал. Но не так дежурно, как обычно. Не скромно и осторожно. Он поцеловал ее страстно и зло. Укусил нижнюю губу и торжествующе выпрямился, глядя на жену сверху вниз. Голова слегка кружилась, но уже не от слабости.
Час спустя
Телефон звонил. Ник перевернулся на спину и с трудом открыл глаза. Лиза сидела на постели, расчесывая пятерней волосы, и смотрела на него с улыбкой. Он был опустошен, но доволен.
Но телефон звонил. Пронзительная трель разрезала их покой, как теплый нож масло. Не хотелось шевелиться, чтобы взять трубку. Но пришлось.
— Николас Туттон, слушаю.
— Привет, это из архива. Вы присылали запрос по поводу Метье Жанака.
— Ох, давно это было, — пробормотал Ник. Он действительно отправил запрос, чтобы установить, сидел ли брат бригадира. И если да, то когда и за что. Сейчас это казалось таким далеким и неважным.
— Восемьдесят третий год, он сбил девчонку ночью, она вся переломалась, но выжила. Это было в Спутнике-7.
— Как ее звали?
В трубке что-то зашелестело.
— Магдалена Тейн.
Глава одиннадцатая
Констанция Берне
Зима 1966 года
Спутник-7
Доктор Берне внимательно посмотрела на девушку. Та была бледна, но держала спину, как будто находилась на допросе. Впрочем, именно на допросе она и находилась. Как еще можно назвать постоянные интервью, которые Констанция вынуждена была проводить в каждой контрольной точке исследования? Эта подопытная одна из немногих, кто подошел под новые критерии, и Констанция уже полгода занималась ею, уделяя все меньше и меньше времени другим респондентам. Для других работала вся «Сигма», а ее личное время — бесценно.
Девушка казалась безучастной ко всему. Последние тесты выявили резкое снижение эмпатии. Сочувствие сошло почти на ноль. Но было что-то в ней, что Констанцию пугало. Нет, не потому, что она внезапно стала социопатом. Было что-то еще.
Красивое лицо тронула улыбка. Констанция замерла, наблюдая за тем, как ее губы приоткрываются, обнажая мелкие жемчужные зубки. Личико приняло хищное выражение. Девушка поправила волосы, обернулась будто в поисках зеркала, нашла глазами Берне и подалась вперед.
— Ничего, — сказала она. — Будто бы вы меня не обманули.
— Я никогда не лгала тебе, Мари.
— Я здесь уже всю жизнь.
— Без боли?
В глазах подопытной уже несколько месяцев не светилось тепла, но сейчас, когда их взгляды встретились, Констанции стало по-настоящему страшно: взгляд подопытной был ледяным.
— Иногда я думаю, что боль лучше, чем ее отсутствие, мой глупый доктор, — сказала она.
— Я сделала все, что обещала, Мари.
— Вы сделали то, что обещали этим толстосумам.
Она говорила так спокойно, так взвешенно, так уверенно. Берне с трудом перевела дыхание и сделала несколько пометок в личном деле. Мария Фирскотт. Ее нашли сталкеры Нахмана. Девушка мучилась от безответной любви. Имя объекта установить не удалось, было известно только то, что встретились они в Париже, когда Мари пыталась работать там актрисой бордельного разлива. Она тщательно скрывала детали романа, но на призыв избавиться от боли отреагировала мгновенно. Она была как раз такой, о которой молила Констанция: в отчаянии, но без необратимых изменений в психике. Она справилась бы сама: полгода-год, встретила бы нового человека, занялась бы собой. Но вместо этого очутилась в «Сигме» и стала частью исследования.
— Что ты чувствуешь, Мари?
Девушка провела ладонями по своей груди, талии, скользнула по бедрам и расставила ноги. Улыбнулась.
— Только тело. У вас такой милый секретарь, доктор Берне. Вы знаете, что он любит, когда женщина доминирует?
Интересный эффект. Будто сексуальные желания перестали сдерживаться, будто эксперимент не просто убрал боль и определенный спектр чувств, но и снизил самоконтроль. Когда ослабевает дух, укрепляется тело. Странный результат.
— А тебе нравится доминировать?
Улыбка Марии померкла, но всего лишь на мгновение. Ее глаза оставались холодными и безучастными, но мимика совершенствовалась непрерывно. Берне каждый день замечала что-то новое. Новую трансформацию. Мария становилась все холоднее и злее. Повышенную сексуальную активность зафиксировали примерно семь недель назад. Бедный секретарь сам рассказал начальнице, думая, что его тут же уволят. Констанция поручила ему продолжать. Жалела ли она о подобном вмешательстве в частную жизнь подчиненного? Конечно, нет! Эксперимент превыше всего.
Ведь что такое идеальный солдат? Его не гложут сомнения, ему чуждо сочувствие. Он полон агрессии и животной страсти, влечения к жизни. Без лишней мишуры и рефлексии.
— Нравится, — запоздало ответила Мария, поставив ноги на носочки. — Здесь жарко. Я хочу снять одежду.
— Мы скоро закончим, — быстро ответила Констанция, но подопытная уже стянула водолазку и бросила
