чем он…
Ветер усиливался. Сантьяго с нетерпением ожидал восхода луны. Море, отдохнувшее за два дня абсолютной недвижимости, начало подавать признаки жизни. Оно казалось Сантьяго одушевленным существом, странным чудовищем исполинских размеров. Ему представлялось, будто вокруг него, прямо за бортами шлюпки, простирается иной, совершенно непохожий на сухопутный, мир, движущийся, живой и поистине непостижимый.
То там, то тут в глубине начали вспыхивать огоньки. Под водой разворачивалась невидимая борьба, о сути которой можно было только догадываться. Словно в грозовых тучах, проскальзывали длинные молнии, и тотчас из воды, спасаясь от неведомой Сантьяго опасности, выпрыгивали рыбы – немые участники таинственной погони. Он мог лишь догадываться, кто тут жертва, а кто преследователь, ведь все перипетии скрывались под тончайшей пленкой поверхности, отделяющей его от чуждой, совершенно непонятной жизни.
Взошла луна, полная, как базарная торговка, и яркая, точно три тысячи свечей. Ветер достиг силы, позволяющей идти под парусом. Увы, его направление оказалось весьма неблагоприятным: определившись по звездам, Сантьяго понял, что ветер дует под довольно острым углом к носу шлюпки, то есть придется идти крутым бейдевиндом, все время перекидывая парус во время лавировки.
Они с Педро в Навигацком неоднократно отрабатывали такой курс и достигли немалой сноровки, заставляя шлюпку идти против ветра. Но при этом один человек сидел на руле, а другой возился с парусом. В одиночку заниматься одновременно и тем и другим было практически невозможно. Повздыхав и поохав, Сантьяго выбросил плавучий якорь, закрепил руль, затянул парусом заднюю часть шлюпки и отправился почивать.
Спал он спокойно, после пережитого шторма его уверенность в мореходных достоинствах шлюпки стала несокрушимой. Проснувшись рано утром, Сантьяго с радостью обнаружил, что за ночь ветер сменил направление и теперь дует почти полным бакштагом по направлению к нужному курсу. Немедленно подняв парус, он сел к рулю и до самого вечера наслаждался быстрым ходом своего суденышка. Шла низкая волна, ветер дул ровно, без порывов, море словно рассчитывалось с ним за дни вынужденного безделья, и шлюпка уверенно держала максимально возможную скорость.
Хороший ветер не затих и ночью. Сантьяго, отоспавшийся за время штиля, не отходил от руля. Он пел, кричал, рассказывал сам себе все оставшиеся страшилки и все молитвы, а потом, вернувшись к истории про отца с того света, опять прошелся по всем страшилкам и снова завершил их молитвами.
Всю ночь его знобило, сырость, казалось, проникла в сердцевину костей. Он ждал восхода солнца, но оно не принесло ему облегчения – его продолжало знобить.
– Я заболел, – громко произнес Сантьяго, сообразив наконец, почему его бросает из жара в холод. – Да, заболел, а пожаловаться некому. И положиться не на кого. Кто посреди моря согреет для тебя вино и укроет теплым одеялом? Никто! Так что держись, дружок, сожми зубы и держись.
Сказать было просто, выполнить куда тяжелее. Его мучила жажда, в бочонке оставалось меньше половины, но он много пил, не думая о завтрашнем дне. При таком ходе берег мог показаться уже до захода солнца. Ему очень не хотелось провести в море еще одну ночь, при одном воспоминании о сырости и холоде тело сотрясала крупная дрожь.
Силы исчезали с пугающей быстротой. Он уже с трудом поднимался, чтобы передвинуть парус, и ходил пошатываясь. Для верности Сантьяго привязал к своему поясу веревку, прикрепленную другим концом к основанию мачты. Конечно, шлюпка была очень устойчива, но болезнь кружила голову, достаточно было встать на ноги, как все начинало колебаться и чтобы сохранить равновесие, ему приходилось хвататься за что попало.
На Сантьяго вдруг навалился жуткий страх.
– Одна большая волна, – шептал он, – и все кончено.
Кто-то внутри пытался сопротивляться и отвечал вторым голосом – твоя шлюпка выдержала шторм, а сейчас, при обыкновенной ветреной погоде, ей ничего не угрожает.
Но страх глушил разум, отодвигая его доводы в сторону, непрестанно твердя одно и то же:
– Если вал, всего лишь один не самый большой вал, рухнет на шлюпку, это будет конец твоей жизни.
Рядом ныряли в волнах дельфины и великолепная белая чайка.
– Чайка, – прошептал Сантьяго. – Значит, берег уже близко. Слава Создателю!
Он вглядывался изо всех сил в горизонт, но ничего не мог рассмотреть из-за блеска полуденного солнца. Небо было чистым, волны низкими, без гребней, ветер средний, хорошего направления. Шлюпка продолжала идти полным ходом. О, если бы так продолжалось как можно дольше!
Наверное, Сантьяго забылся, во сне продолжая сжимать рукой руль. Когда он открыл глаза, прямо перед ним, на расстоянии не более чем одной лиги, возвышались обрывистые утесы. Но чьи, испанские или эмирата?
Шлюпка скользила по медленно катившимся волнам, с каждым мгновением приближаясь к берегу.
– Вот и все, – произнес Сантьяго. – Если бы кто мне сказал, что придется столько дней провести одному в море, никогда бы не поверил.
Качурка-буревестник уселся на верхушку мачты, оглядел Сантьяго и протяжно закричал. Небольшая, величиной с обыкновенного жаворонка черная птичка с белыми пятнами на хвосте, непонятно, как она могла кричать так громко.
Навстречу шлюпке вытянулся мыс, словно приветственно протянутый указательный палец. Отирая пот со лба, Сантьяго переложил парус и направил шлюпку в бухту. Краем глаза он увидел отряд всадников, несущихся во весь опор по краю обрыва. Они тоже направлялись к бухте и, вне всякого сомнения, намеревались встретиться с ним. Кто они, свои или мавры? Не успело сердце екнуть от страха, как Сантьяго узнал кирасы испанской кавалерии и трепещущий на пике первого всадника бело-красный флажок объединенного королевства Кастилии и Леона.
Закрепив руль, он вытащил из ящика одежду, морщась, натянул влажное платье, приладил кирасу. Когда нос шлюпки с шипением врезался в песок, он был готов к встрече. И она не замедлила последовать – выставив вперед копья, к шлюпке подскакал отряд береговой охраны.
– Вот ведь молодцы, – прошептал Сантьяго, уже привыкший за время вынужденного одиночества проговаривать вслух свои мысли, – даже шлюпку не пропустили. Хорошо стерегут!
Он вдруг представил себе черепа покойников, захороненных в земле Испании. Сотни тысяч, нет, миллионы испанцев населяли эту землю за прошедшие столетия, и все они теперь лежат в ней, под истлевшими крышками деревянных гробов: белые кости, белые черепа с черными глазницами. Лошадиные морды плыли и двоились; с трудом удерживая равновесие, Сантьяго выбрался на берег и отсалютовал капитану. Тот, завидя человека в испанской военной форме, спешился и без опаски подошел ближе.
– Кто вы? – спросил он, подхватывая шатающегося незнакомца.
– Гранд Сантьяго де Мена, выпускник Навигацкого училища, начальник охраны каравеллы «Гвипуско» из Кадиса, – доложил он заплетающимся языком.
– Откуда прибыли?
– Шторм отнес каравеллу к берегам Африки, там нас атаковал
