Но когда он доставил Гейл и Лили в больницу, где они оказались в руках опытных врачей, стремившихся сделать все возможное для спасения девушек, он постарался ответить на бесчисленные вопросы полицейских и чиновников ВСДД.
Он рассказал им о терапевтах и карпократах, их поселении в Борг-эль-Араб, фигуре на мозаике и греческих буквах, которыми было написано имя Эхнатона. Он рассказал о своей теории исхода и, уже смертельно уставший, имел глупость поделиться своими соображениями насчет Амарны и рая земного.
Когда он проснулся на следующее утро, средства массовой информации уже били во все колокола. Открытие гробницы Эхнатона и Нефертити само по себе стало событием, которое не могло не привлечь внимание всех мировых медийных компаний, но кто-то озвучил его теории, что сразу придало этой новости совершенно другой статус. Уважаемые журналисты наперебой рассказывали, что Эхнатон и Нефертити были Адамом и Евой, иначе никак не объяснить, что место их последнего упокоения так точно описано в «Пещере сокровищ». И они утверждали, что наконец-то тайна исхода окончательно разгадана — евреи были амарнскими монотеистами, которых вынудили бежать из Амарны реакционные преемники Эхнатона.
Но тут же появились опровержения со стороны маститых ученых, отвергавших мнимую связь между Амарной и Эдемом и указывавших на то, что «Пещера сокровищ» была написана через две тысячи лет после Эхнатона, поэтому все совпадения носят исключительно случайный характер. Их поддержали богословы, поднявшие на смех само предположение, что Адам, Авраам, Иосиф и другие патриархи церкви были Эхнатоном, подчеркивая, что Бытие не является гармошкой, на которой каждый может играть, как ему нравится.
Но главная критика последовала от Генерального секретаря Высшего совета по делам древностей Юсуфа Аббаса. Прежде всего, он отмел обвинения в адрес Нокса, что тот не является серьезным археологом, а ищет славы, гоняясь за сомнительными сенсациями. Потом заметил, что амарнские гробницы заселяли проповедующие христианские монахи в первые века нашей эры, и они являлись гораздо более очевидными проводниками знаний об Эхнатоне, которыми располагали гностики Борг-эль-Араб. И если не принимать во внимание греческие буквы, то все остальное являлось чисто умозрительным построением. Даже Нокс был вынужден признать состоятельность этих доводов. И как обычно, то, что казалось окончательно выясненным, вдруг снова стало сомнительным, предоставляя ученым обильное поле деятельности на следующие сто лет.
Что касается преподобного Эрнста Петерсона, то, по словам Нагиба, он не столько признал свои преступления, сколько гордился содеянным, хвастаясь, как выполнял священную миссию по поиску лика Христа и приведения мира к свету. Он признал вину за смерть Омара и рассказал, как много раз пытался убить Нокса. И что был бы рад довести начатое до конца. Он называл себя солдатом Господа. И этот солдат Господа проведет остаток жизни в египетской тюрьме. Нокс никогда не отличался мстительностью, но в данном случае он не смог удержаться от улыбки.
Огюстэн заходил накануне днем. Он пробыл недолго, поскольку должен был везти Клэр в Александрию. Ноксу она понравилась с первого взгляда. Высокая, кроткая и застенчивая, она обладала потрясающей внутренней силой и наголову превосходила всех гламурных красавиц, покорением которых обычно занимался Огюстэн. Но за все годы, которые Нокс знал француза, он никогда не видел его таким влюбленным и испытывающим такую гордость за свою подругу.
Глаза Гейл закрылись. Он наблюдал за ней, думая, что она заснула. Но она вдруг снова открыла глаза и протянула к нему руку.
— Не уходи, — попросила она.
— Я не уйду, — ответил он.
Она снова закрыла глаза, и на лице появилось умиротворение. Она выглядела прекрасной. Он посмотрел на часы.
Впереди ждал напряженный день, У полиции снова появились вопросы. Юсуф Аббас вызвал его в каирскую штаб-квартиру ВСДД для объяснений. А соперничающие издания со всего мира постоянно названивали, предлагая бешеные гонорары за эксклюзивное интервью. Они все подождут.
Он вытащил из кармана книжку и погрузился в чтение.
