да и гадать не очень стремился. Рука Лангобарда, как и следовало ожидать, вскоре утонула в Свете, — я ещё долго неподвижно стоял на месте, глядя на невозмутимо гладкую поверхность Стены, понимая, что с той стороны невозможно вернуться, но не веря в это, — надеялся услышать голос Лангобарда, — мне казалось, что стоит ещё подождать немного, и он выйдет из Света, весь такой обновленный, сияющий, помолодевший до неузнаваемости, держа счастливо улыбающуюся Даму Б за руку, объявит, что отныне никаких границ, преград, барьеров и стен нет, — можно свободно ходить в Свет и обратно, черпая из него всё самое хорошее, — прожил здесь немного, состарился, разлюбил, окунулся в Свет, и снова молод и влюблён по уши, — и так до бесконечности, — иди в Свет! — ты найдешь там всё, в чём нуждаешься, чего тебе недостаёт: взаимную любовь! Молодость! Вечное счастье! Но Лангобард всё не выходил и не выходил, и звуков никаких от Света не исходило… Тогда вот что я начал делать! Поднимать с земли камни и бросать их в Свет! Сначала остервенело, с почти неконтролируемой злобой, скрежеща зубами, потом с обидой на весь белый свет и на Лангобарда за то, что предал меня, оставив здесь одного, — наблюдая за тем, как камни врезаются в Стену Света и почти мгновенно беспрепятственно исчезают в нём, не издавая ни звука и не производя разбегающихся кругов на поверхности, — необычным было только их почти мгновенное исчезновение, — словно они плюхались в Свет, как в очень густую жижу. В конце концов я стал бросать камни с уважением и любовью, воспринимая каждый бросок почти как поцелуй.
Всё, что узнал Лангобард о Свете и чем успел со мной поделиться, не было так интересно, как те чувства, которые бурлили во мне: всего один шаг от ненависти до любви, такого со мной ещё никогда не случалось, — наверняка, сказывалась близость Света, — я заглядывал внутрь себя, — какое-то дикое нагромождение обрывочных знаний о совершенно разных вещах, словно кто-то наверху одну за другой брал книги с полок в Библиотеке, вырывал страницы и бросал вниз, — они, подхваченные ветром, трепетали, падали, шуршали и кружились, — даты, названия, имена, события — в этом хаосе трудно было найти страницы, относящиеся к реальности, — их я старался схватить и спрятать за пазуху, чтобы потом достать и прочесть полностью с одной лишь целью — понять, кто я, где нахожусь и какой смысл в моём существовании.
Привыкнуть к тому, что Лангобарда больше нет в этом мире, оказалось делом чрезвычайно тяжёлым: в опустевшем замке мне всё время чудились его храп, шаги и голос, диктующий компьютеру очередной отчёт. Когда мне удавалось ненадолго задремать на камне, я просыпался в холодном поту от громыхающего в голове крика: "Вставай! Проспишь всё на свете! Пора на обход! О чём будешь отчёт писать? О том, как сладко спал целую вечность?"
Так и подмывало после этого подскочить и броситься на обход, — отовсюду на меня с укором смотрели глаза Лангобарда, словно говоря: "Я тебе доверился, всему тебя научил. Воспитал в тебе настоящего Свидетеля Дороги, оставил тебе свой величественный замок, поручил следить за важным участком. Крыша над головой есть, работа есть. Чего тебе ещё надо? Ты явился на всё готовенькое. И чем ответил мне? Черной неблагодарностью! Только и делаешь, что шляешься ночами по Городу, жрешь, пьешь, бездельничаешь, днями просиживаешь в Библиотеке за бесполезными книгами, а всё остальное время спишь. Где твои наблюдения, где аналитика, где отчёты?"
Иногда я не выдерживал, вскакивал на каменном ложе и орал в ответ что есть мочи, надеясь сотрясти стены замка так, чтобы они рухнули мне на голову, успокоив навсегда: "Катись ко всем чертям со своими отчётами и обходами! Сам ходи и пиши! Что не ходишь и не пишешь?! Не можешь? Тогда заткнись! Я тебе не Свидетель! Обещаний не давал, контрактов не подписывал! Я сам по себе! Что хочу, то и ворочу. Сплю и спать буду, жрал и жрать буду! И, уж точно, не твоё поганое варево!"
Меня раздражало, что Лангобард, то есть его голос в моей голове, мешающий спать, звучит, как голос совести: я не мог отделаться от мысли, что даром ем хлеб, живу в своё удовольствие, пользуясь не принадлежащими мне вещами, сплю на теплом каменном ложе, купаюсь в бассейне, сижу в Библиотеке, читая книги, брожу по улицам Города, обменивая жалкие камушки и шишки, подобранные в Лесу и у Реки, на вкусную горячую еду в кафешках и полезные красивые вещи в магазинах, каждый раз терзая себя мыслью о том, что это чистой воды мошенничество; дело дошло до того, что я, выкупив в Торговом центре за горсть пятнистых галек огроменный чемодан на колесиках, отправился в Банк за деньгами, ведь теперь у меня было имя, и я мог их получить в неограниченном количестве — так, по крайней мере, утверждал мой случайный знакомый, с которым мне однажды довелось встретиться ночью в Городе; конечно же, перед походом в Банк я постарался вспомнить все его слова, связанные с деньгами, почитал кое-какую литературу в Библиотеке, посвященную финансам, в общем, подготовился более или менее к встрече с банковскими работниками, оделся во всё с иголочки, окропил себя ароматным парфюмом, причесался, и, погромыхивая пустым чемоданом, отправился в Город, — пока шёл, решал, какую сумму и в какой валюте запрошу, что потом, став богачом, буду делать со своими деньгами. Зайти в Банк оказалось не так просто, как я представлял, было в этом деле что-то пугающе тревожное, словно в помещениях Банка, занимающих весь первый этаж многоквартирного жилого дома, скрытых за тонированными стеклами, мне предстояло встретиться лицом к лицу со страшным зверем, разрывающим в клочья всех, кто ему хоть чем-то не понравится; за прозрачными стеклянными дверями входа, над которым висела сверкающая золотом вывеска "БАНК", я видел просторный, хорошо освещённый зал, столы, за которыми царил идеальный порядок: мониторы, клавиатуры, коврики с мышками, стэплеры, лотки, накопители для бумаг, подставки для ручек, карандашей, маркеров и другие канцелярские принадлежности — всё это находилось в таком упорядоченном состоянии, что становилось ясно — людей, которые всем этим владеют и пользуются, на мякине не проведёшь, — то есть нельзя к ним просто ввалиться с чемоданом, попросить набить его деньгами, и получить их даром, — ясно стало, что никаких шишек из Леса и камней с Реки не хватит, чтобы выменять их на ту сумму, которую я надеялся получить, — как же разозлился я на того идиота, выменявшего кучу денег на булочку для
